Они спустились к реке, повернули влево от пристаней, вышли за черту городка. В своих прогулках они еще ни разу не заходили так далеко. Беседка, в которой обычно они сидели, любуясь Камой, осталась далеко позади. Начался прибрежный лес; ели и сосны вздымались высоко к небу, воздух был чист и прохладен.
Природа всегда благотворно влияла на Гаухар. Она безотчетно шла за Миляушей, осматривалась и с каждым новым шагом как бы открывала для себя таинства лесной жизни. Душа ее отдыхала и умиротворялась после перенесенных тяжелых испытаний. Яркие краски природы казались живыми, звучали как музыка. До сих пор Гаухар умела только видеть лес, и чувства ее пробуждались благодаря зрительным восприятиям, — оказывается, лесные поляны, опушки, перелески, каждый куст и дерево надо еще уметь слышать. Гаухар знала из книг, что у природы есть свой язык. Но для того, чтобы эта простая истина внедрилась в сознание, нужно было сделать подлинное открытие. До сего времени Гаухар словно бы находилась в каком-то забытьи. А вот сейчас она способна понять очень интересное, но Глубоко скрытое свойство человеческой души — это умение разговаривать с природой. Настоящие художники, наверно, совершенно свободно понимают ее язык.
Гаухар остановилась и еще внимательней осмотрелась. Ей никогда не доводилось видеть столь своеобразную по колориту и выразительности красоту. По одну сторону — осенний лес, где густо-зеленая хвоя перемешалась с яркими красками листвы чернолесья, по другую сторону — река, подернутая легкой рябью, луга Г противоположного берега. Хочется с одного взгляда вобрать в себя эту удивительную, многокрасочную картину, исполненную природой с таким совершенством. Миляуша уже ушла вперед, она обернулась и нетерпеливо позвала:
— Что же ты остановилась?! Еще не такое увидишь!
Они продолжали идти вдоль лесистого берега, временами погружаясь в густые заросли. Миновав овраг, начали подниматься в гору. А когда достигли вершины, сразу все посветлело вокруг; теперь и берег, и река, и лес словно бы слились в один могучий, возбуждающий душу аккорд.
— Ну, посмотри, художница, разве найдешь где-нибудь такое красивое место! — воскликнула Миляуша. — Приходи сюда с твоими кистями и красками, рисуй сколько угодно. Правду я говорю?
Гаухар молчала, словно бы прислушиваясь к тихой, звучавшей только для нее музыке.
— Смотри, наслаждайся! Мне-то не в диковинку, я не впервые здесь, — не унималась Миляуша.
Она устроилась под кленом, стоявшим чуть на отшибе, где солнце пригрело траву, и, кажется, задремала.
Гаухар не собиралась мешать ей. Все смотрела и прямо перед собой, и по сторонам. Одинокий величавый дуб стоял на самом краю обрыва, вцепившись мощными корнями в берег, и как бы вызывающе возносил над рекой свою крону; «Твои волны и струи совсем не страшат меня! Я стоял здесь больше сотни лет и буду стоять, сколько захочу!». Чайки с резкими криками носились над Камой, то взмывая, то стремглав падая к самой воде. Работяга буксир тянул посредине реки длинный, изогнувшийся на повороте плот.