– Жениться тебе надо, – проворчала она, убирая выбившуюся из поредевшей косы прядь. – А не со мной сидеть.
– Это позволь мне решать. Ешь. – Брокк закрепил на подлокотниках кресла переносной столик. – Доктор сказал, что ты должна поесть.
На столике появились чашка с бульоном и высокий стакан с травяным отваром.
– Не хочется.
– Надо, Дита.
Ей было стыдно. За бледность. За слабость. За то, что руки дрожали, с трудом удерживая ложку.
– Вот так. – Брокк расправил белоснежную салфетку. – Давай, ложку за меня…
– Прекрати.
– И вторую тоже за меня…
Она попыталась улыбнуться, хотя боль, терзавшая ее изнутри, не отступала ни на мгновение. Не спасали ни диета, ни травяные отвары. Лишь лауданум дарил забвение, но дозу приходилось увеличивать.
– И третью… я крупный, за меня много надо.
Дитар глотала бульон, который казался одновременно и горьким, и невыносимо сладким.
– Умница. А четвертую за Лили. Ты ей писала?
– Писала, но… Брокк. – Дитар облизала сухие губы. Пить хотелось почти всегда, но вода причиняла новую боль. – Я… не смогла.
– И хорошо. Незачем девочку волновать. Вот приедет на зиму, тогда и…
– Если я доживу до зимы.
– Доживешь. – Он был упрям, как все псы. И порой Дитар начинало казаться, что именно это его упрямство удерживает ее среди живых. Рядом с Брокком болезнь отступала, и пусть передышка была недолгой, но она позволяла собраться с силами.
И протянуть день.
Или два.
– Брокк, ты… не должен возиться со мной.
В конце концов, это были странные отношения, которым давным-давно следовало прерваться.
– Давай я сам решу, что я должен, а чего не должен.
– Хватит. – Дитар отвернулась, чувствуя, что еще одна ложка – и ее просто-напросто стошнит. – Чуть позже, ладно?
Он согласился легко.
– Травы?
– Нет. Не сейчас. – Дурнота накатывала волнами, и Дитар приходилось дышать часто, чтобы хоть как-то ее осадить. – Я выпью. Честно. Но чуть попозже.
– Хорошо. Может, ты прилечь хочешь?
Брокк снял поднос и поднял ее на руки легко. Дитар всегда поражала эта их сила, которую псы принимали как нечто само собой разумеющееся. Он перенес ее на кровать и, уложив, бережно накрыл одеялом. Сам сел рядом.
– Как твоя сестра? – Ей не хотелось спать, хотя в его присутствии у нее, пожалуй, получилось бы. Но Дитар жаль было тратить время на сон. Его почти не осталось.
– Уже лучше. – Он улыбнулся. – Но… – Он замолчал и, взяв ладонь Дитар, принялся растирать пальцы. – Эйо по-прежнему его ждет. И я знаю, что дождется. А мне это не нравится. Слишком рискованно.
Дитар не торопила. Смежив веки, она просто наслаждалась его близостью, голосом, прикосновениями. К ней сейчас редко кто прикасался вот так, не испытывая отвращения. Сестра милосердия, нанятая Брокком, и та с трудом скрывала брезгливость. Болезнь, терзавшая Диту, не была заразной, но сам запах ее, близость смерти тревожили людей.