Этот молодой человек имел в своем свободном распоряжении мою лошадь и коляску, которые использовал для перевозки проданных товаров и доставки тех, что я покупал. Однажды утром он выехал с этой нагруженной коляской до того, как я спустился; имея дело со множеством товаров, то ли отправляемых, то ли получаемых, я обратил на это внимания не более, чем обычно. Прошел весь день, но я не видел, чтобы он вернулся, однако я этим не заинтересовался. Я ждал весь следующий день – его нет. Это отсутствие продолжилось, и до меня дошли некие слухи, я забеспокоился и обратился в полицию, где сделали вид, что напали на его след, но, определенно, не смогли ничего раскрыть. В то же время я сделал инвентаризацию моих магазинов и пришел к печальному убеждению, что вещи, которые он унес, были как раз самыми ценными. У меня был, среди прочего, превосходный ассортимент пушнины, который я теперь не находил. Я направился в его жилище, чтобы расспросить женщину, у которой он жил; она уехала вчера вечером. Два дня спустя, вернувшись в поселок, я потребовал вызвать ее к мировому судье, которого она заверила, что более шести месяцев она получала в торговом доме, который отказалась назвать, все, что ей необходимо в ее домашнем хозяйстве, как из продуктов питания, так и из предметов одежды. Ее признания были подтверждены показаниями ее дочери, когда ту допросили. Судья не смог добиться других объяснений. Эти две женщины не обладали никакой платежеспособностью и у них не было найдено никаких материальных доказательств соучастия, и я вынужден был отступиться от уголовного преследования, которое имело единственным результатом только то, что я добавил к потерям, что претерпел, расходы, что я должен был понести на полицию и мирового судью.
Позже мой вор подал знак жизни. Он имел дерзость написать мне, называя меня клеветником, и я должен был счесть себя счастливцем, что мне не пришлось ему платить неустойку.
В течение доброй дюжины лет у меня служила молодая американка, которая давала мне всегда доказательства неподкупности и порядочности, которых только можно желать. Я не нашел ничего лучше, как доверить ей управление моими делами. Однажды вечером мне пришли сказать, что подан ужин. Я был занят тем, что вел записи в счетную книгу; я положил в нее поспешно несколько банкнот и взял ее с собой. Придя в обеденную залу, я положил ее на стол. Место этой молодой девицы было рядом со мной; она села, взяла книгу, положила ее на свой стул, себе за спину, повернув так, что книга приоткрылась и банкноты попадали. Ужин кончился, я вернулся в свою комнату, снова взял свою книгу, с которой никогда не расстаюсь, и, по привычке, сунул ее под подушку. Утром, проснувшись, я обратил внимание на мои банкноты – не хватало трех, по пятьдесят пиастров. Я поспешил в обеденную залу, смотрел всюду и ничего не нашел. Я позвал эту девушку; я допрашиваю ее – просьбы, угрозы – все бесполезно. Три дня спустя соседка приносит мне банкноту, которую она нашла под камнем, в том же месте, где она заметила в вечер кражи эту юную персону, которая наклонялась, как бы для того, чтобы что-то спрятать. Но в тот момент она не придала этому значения. Я пошел в описанное место, обшарил все вокруг камней, но безуспешно. Поскольку все мне говорили, что взывать к правосудию – это терять время, и я сам, обращаясь к тому, что случилось у мирового судьи по случаю кражи, о которой я говорил выше, убедился в этом, я ограничился тем, что уволил ее. Так что я потерял сотню пиастров.