Но Игорь,
поцеловав телеграмму, прижал ее к сердцу и с горечью произнес:
— Das ist
schon vorbei. Слишком поздно, дорогой владыка, слишком поздно.
Кузьма Крестоноситель
После общей
проверки и скудного завтрака тюремный “вертухай”, заспанный и злой, зевая в
руку, открыл железную дверь камеры и выкрикнул на выход Кузьму с вещами.
Непутевый русский мужик Кузьма отбыл свой восьмилетний срок в лагере за
убийство в пьяной драке своего же соседа по деревне. Почему-то перед окончанием
срока его из лагеря перевезли в тюрьму и вот теперь выпускают на волю.
В деревню
Кузьма ехать боялся, так как братаны убитого Коляна поклялись проломить Кузьме
башку, если он опять там появится. Получив какие-никакие документы, Кузьма
поплелся по городским улицам, озираясь по сторонам. Подобрав с асфальта жирный
окурок, он закурил, жадно втягивая до самых потрохов крепкий табачный дым. В
маленьком, загаженном собаками сквере он сел на скамейку и, морща лоб,
раздумывал о своем житье-бытье: куда ему теперь податься. В скверик пришли
старухи-собачницы и, отпустив своих питомцев, собрались в кружок толковать о
вязке, собачьих болезнях и о достоинствах разных псовых кормов. Кузьма смотрел
на собак и думал: “Ишь, гладкие черти, откормленные. Ни забот ни хлопот. Хоть
бы меня кто взял на поводок”. К нему подошел тучный, тяжелый ротвейлер. Понюхав
его колено, учуял кислый тюремный запах и злобно зарычал.
— Ну ладно
тебе, сволочь. Ступай своей дорогой, — сказал ему Кузьма.
“Эх, кабы где
устроиться на работу, — думал он. — Хорошо бы при столовке или при магазине
грузчиком”. Он встал и начал большой обход столовок и магазинов, но ему везде
кричали: “Проваливай отсюда!”
Дворником его
тоже не взяли, сказав, что из тюрьмы не берут. В милиции дежурный, прочитав его
бумажки, лениво потягиваясь, сказал: “Есть место в общественной уборной, при
ней и каморка, где можешь жить”.
Уборная,
которую Кузьма с трудом отыскал, была в заводском районе. Это общественное
сооружение, стоящее еще, вероятно, с царских времен, было страшно запущено.
Каморка оказалась крохотной, с ползущей по стенам сыростью, но Кузьма и этому
был рад. Три дня он старательно чистил это грязное отхожее место, а на
четвертый день, отдыхая на полу в своей каморке, услышал под дверью разговор:
— Мы этот
сортир приватизировали, отремонтируем его и сделаем культурный платный туалет,
а тут какой-то бомж поселился.
— Ты, хозяин,
не беспокойся, мы его живо выкинем.
Дверь
открылась, и в каморку втиснулись двое накачанных с наглыми рожами и бритыми
затылками. Один из них пнул ногой лежащего Кузьму и заорал: