Спустя много лет проездом я был в К. и решил навестить могилу деда. Но на том месте, где когда‑то было кладбище и стоял Успенский храм, было пустое место. Вернее, сквер, посредине которого стоял памятник вождю, указующему рукой туда, где, вероятно, находится дорога, ведущая в светлое будущее. Оказалось, что храм закрыли и снесли спустя пять лет после смерти деда. А потом уничтожили и кладбище, а на его месте устроили сквер в честь очередной годовщины Великого Октября. И тогда я встал под одним тополем (почему‑то мне подумалось, что могила деда должна быть где‑то рядом) и молча стал молиться об упокоении раба Божия протоиерея Григория. И странное дело – я почувствовал, что он слышит меня и радуется моему возвращению.
Своего сына–первенца я назвал Григорием. В честь деда. Дай Бог, чтобы он прожил жизнь так же достойно и праведно, как и его прадед – протоиерей Григорий.
СТРАСТНАЯ СЕДМИЦА
Этой ненастной февральской ночью о. Иоанн опять увидел во сне свою жизнь. Только не такой, какой она была на самом деле, а такой, какой она могла бы быть. В этом сне он, почтенный протоиерей с серебристой сединой в густых волосах, в светлом шелковом подряснике, сидел после праздничной Литургии в уютной, залитой солнцем горнице и с наслаждением тянул из блюдечка с розовыми цветочками горячий ароматный чай. А его матушка Мария, беззаботно смеясь, отирала цветным полотенцем измазанные малиновым вареньем пухлые мордашки двоих, а то даже и троих шаловливых детишек. И отец Иоанн, преисполненный и опьяненный радостью, смеясь, протянул руки, чтобы покрепче обнять жену… и проснулся в своей одинокой, холодной постели, под вой ветра за окном. Тогда он сел, спустив босые ноги на пол, и, не замечая, как веет холодом из щелей между гнилых половиц, погрузился в свои горестные, безысходные думы. Потому что уже много лет счастье приходило к нему только во сне.
А ведь когда‑то его друг Митя Пономарев с завистью называл его «счастливчиком». Да и было с чего. Ведь тогда именно он, Ваня Успенский, сын бедной вдовы–дьяконицы, кончил В–скую семинарию первым учеником и был отправлен на казенный счет в столицу, в Академию. А потом, по окончании ее и по возвращении в родные края, определен на место преподавателя истории в ту самую семинарию, где еще недавно учился сам. А потом была женитьба на Маше, за которой он ухаживал еще семинаристом, и рукоположение, и место третьего священника в соборе… Да, тогда все было как в счастливом сне, хотя это происходило не во сне, а наяву. И ученики полюбили его, и Владыка Алипий отмечал за ревность в служении и хорошие проповеди, и Маша уже ждала от него желанного первенца, как вдруг…