-Рыжик! – отчаянно крикнул отец
Игнатий. – Рыжик!
Но ответом ему был только треск
разбивающихся друг о друга льдин…
***
Спустя два дня после гибели
Рыжика отец Игнатий явился в епархиальное управление. К его удивлению, епископ
встретил «пропадавшего и нашедшегося»>10 священника по-отечески
радушно. И принялся расспрашивать отца Игнатия о том, как он жил и что делал
после их последней встречи. Когда же тот закончил, растроганный его рассказом
Владыка Поликарп промолвил, от волнения перейдя на «ты»:
-Вот что, отче. Ты уж прости
меня, старика. Может, я тогда слишком строго с тобой поступил… Прости.
Вслед за тем он достал из ящика
стола два хрустальных фужера и граненую бутылку с коньяком. И. разлив по
фужерам ароматный янтарный напиток, поднес один из них отцу Игнатию.
-Твое здоровье, отче!
Отец Игнатий поднес фужер к
губам…и в этот миг ему вспомнились бурная река и несущиеся по ней льдины. А еще
– бегущий по ним рыжий песик… На глаза отца Игнатия навернулись слезы. И он
поставил фужер на стол.
-Простите, Владыко. –
дрогнувшим голосом сказал он изумленному епископу Поликарпу. – Но я…я это
больше не могу.
УМИРАЛА
МАТЬ РОДНАЯ…
Перед самой вечерней инокиню>*
Анну срочно вызвали к игумении Феофании. И она поняла – это не к добру. Как
видно, на нее уже успели нажаловаться. Разумеется, обвинив во всем случившемся
после сестринской трапезы именно ее. Хотя, если рассудить по справедливости,
как раз она-то была права. Ведь если каждой послушнице, вместо того, чтобы
читать за работой Иисусову молитву, вздумается чесать языком, во что
превратится монастырь? Анна, как старшая трапезница, была просто обязана
обличить этих болтливых девчонок-судомоек со всей подобающей строгостью. Иначе
сама оказалась бы невольной соучастницей их греха. А если после этого одна из
послушниц надулась, а другая разревелась – что ж, как говорится, правда глаза
колет. То ли еще будет на Страшном Суде, где им придется отвечать за каждое
праздное слово! Опять же, все святые отцы говорят, что терпящим поношения и
уничижения ниспосылаются небесные венцы. И «кто нас корит, тот нам дарит». Так
что этим дурам следовало бы поблагодарить Анну за заботу о спасении их душ, а
не жаловаться на нее игумении, пользуясь ее снисходительностью к новоначальным.
Увы, матери Феофании, вот уже
второй год возглавлявшей Н-ский монастырь после безвременной кончины прежней
настоятельницы, игумении Архелаи, за глаза прозванной сестрами «бич духовный»,
явно не хватало строгости. Вернее, она была взыскательна не столько к тем, кто
находился в обители «без году неделю», сколько к сестрам, которые прожили в ее
стенах достаточно времени, чтобы возомнить себя духовно умудренными и имеющими
право поучать и обличать младших. Что до Анны, слывшей при матери Архелае
образцовой инокиней, то новая игумения, похоже, воздвигла на нее самое
настоящее гонение. Ибо многие сестры, пришедшие в монастырь куда позже ее, уже
были пострижены в мантию, в то время как она все еще ходила в рясофоре. Но Анна
мужественно несла свой крест. Потому что хорошо помнила: «…все, хотящие жить
благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3, 12). Сколько раз
истинные подвижники, подобные ей, были преследуемы лжебратией! Их тоже обходили
постригом, изнуряли черными трудами, несправедливо наказывали. А они кротко и
безропотно несли свой крест, вооружившись терпением и молитвой… Вот и сейчас,
идя к матери Феофании, Анна, по их примеру, несколько раз прочла в уме тропарь
иконе Божией Матери «Злых сердец Умягчение» и молитву «Помяни, Господи, Давида и
всю кротость его». И приготовилась претерпеть неправедный гнев настоятельницы с
мужеством и смирением, подобающими истинной рабе Божией.