, который, заметив неладное, позвал подмогу. Увидев бегущих
к ним людей с факелами, злодеи бросились наутек, бросив свою жертву.
Спасенный мной человек был еще
жив. Однако находился без сознания. Оставлять его на улице было нельзя. Поэтому
я распорядился отнести незнакомца в свой дом. Впрочем, стоило мне рассмотреть
его в атриуме, при свете факелов, как я горько пожалел о своей доброте.
Теперь мне стыдно признаться в
этом. Но, к чему лукавить, в ту пору я клял себя за то, что спас этого бродягу.
Грязного, полунагого старика, с гноящимися шрамами на запястьях и лодыжках,
какие бывают у тех, кто много лет проходил закованным в цепи. Судя по всему, это
был беглый раб. Стоило ли спасать такого…у меня язык не поворачивался назвать
его человеком.
Проще всего было отнести
этого бродягу назад, на улицу. Но, как врач, я не мог отказать ему в помощи.
Поэтому прежде всего решил осмотреть его. Приступив к осмотру, я сразу же заметил,
что правая рука бродяги…или, возможно, раба, напоминает когтистую птичью лапу. А
это означало одно – такому человеку только и остается, что просить милостыню.
Ибо заработать себе на хлеб он не сможет.
Но самое страшное открытие ожидало
меня, когда незнакомец пришел в себя. Он оказался немым. Точнее сказать, вместо
языка у него во рту шевелился обрубок. Боги, кто же так изуродовал этого
несчастного? Нет, кто бы они ни был: беглый раб или даже преступник, у меня не
поднимется рука выгнать его на улицу – на верную смерть! Я оставлю его у себя.
По крайней мере, пока он не поправится. Приняв такое решение, я поручил
больного заботам рабов. Ведь и сам он явно был из их числа.
Однако вскоре Сильван, который
вызвался ухаживать за бродягой (прочие рабы наотрез отказались это сделать),
сообщил мне еще одну, весьма неприятную новость: тот кашляет кровью. Теперь я
понял, что могу не опасаться прослыть укрывателем беглого раба. Этого никто
искать не станет. Как видно, его прежние хозяева, узнав о том, что их раб болен
чахоткой, побоялись заразиться и выгнали его сами – умирать. И тут мне стало
страшно. Ведь получается, что я тоже могу заразиться от этого чахоточного. Вот
уж и впрямь – не делай добра, не получишь зла! Похоже, моя жалость обернулась
против меня самого.
И я решил, что, как только
бродяга достаточно окрепнет, я дам ему денег и велю убираться на все четыре
стороны. Не могу же я превратить свой дом в приют для нищих и рабов!
***
Тем не менее, я был вынужден
провозиться с ним всю ночь. Так что смог лечь спать лишь под утро. А днем ко
мне нагрянули первые пациенты. Пожилой сенатор, потом молодой человек из
патрицианского рода, за ним – толстая матрона средних лет в сопровождении юной
чернокожей рабыни… Все они заявляли, что обратиться ко мне им порекомендовал их
друг Руф Альбус. Как же мне было стыдно перед Руфом! Он делал все возможное,
чтобы помочь мне. А я из-за пустяка предал нашу дружбу… Я хотел было немедленно
отправиться к Руфу, чтобы поблагодарить его за помощь, а заодно и попросить
прощения. Но так и не решился сделать это. Настолько мне было стыдно… И я
отложил примирение с Руфом до завтра.