Ворчание ездового пса (Ершов) - страница 23

Это, конечно, не значит, что кому война, а кому мать родна. Он не любил войну, но раз она стала составной частью его жизни, самой яркой страницей, то уже не отпускает.

Возможно, этот комплекс полноценности он выработал как самозащиту и вбил себе в мозг, что «Чикалов летал на четыре…» и пр. Так легче жить.

А по жизни он умеет заводить связи и пользоваться ими: вон в финал какой‑то премии уже попал, член Союза писателей, работает ответственным секретарем уфимского литературного журнала. С образованием авиаинженера.

«Мы вели пассивную защиту на выживание…»

Ага. И в результате этой пассивной защиты погиб миллион афганцев.

Все, Вася. Это случай, аналогичный недавнему знакомству с личностью этого… как его… ну, того грузинского режиссера–гения, который националист и ненавистник всего русского… ага, того самого, Отара Иоселиани.

Не все то золото, что блестит. «Эстетика войны…» Противоречивая личность.

И все‑таки повесть его мне понравилась. Но и только. Эксмо тут же её хапнуло и издало под названием «Вертолётчик»… но с заставочкой на заднем плане: «Бортжурнал №…» – короче, родное название он отстоял.

А я свое – не смог. Теперь вот оправдываюсь перед читателями, разъясняю. Сделал штамп–разъяснение для подобных писем: видимо, оно ещё не раз востребуется, потому что люди запутались в названиях моих книг, спрашивают.

Ну, а с другой стороны: упоминание множества названий с моим именем работает мне на рекламу.

А зачем она мне…

Я сам‑то личность противоречивая и порядочное дерьмо, если копнуть поглубже. Мне лучше не светиться, а спрятаться в лесу и вести пасторальную жизнь скромного пейзанина. А мнение общественности пусть себе витает в интернете.

Ещё нет и 4–х дня, а картошка прополота. Полол не спеша, с периодическим лежачим отдыхом и чтением книги. Последние рядки заканчивал под моросящий дождик: какой‑то малоподвижный фронтик стоит и периодически насылает вялые заряды.

Вот когда работа в кайф, когда, сбрив былинки, чувствуешь легкую усталость, то «сад» становится дачей. А когда у пролетария в саду ряды грядок, как в колхозе, то «дача» превращается в огород, обязаловку и каторгу.

А поэтому нальем‑ка себе кружечку холодного светлого пива. Жизнь прекрасна. Абсолютный покой. И ни–ку–да не надо спешить. Впереди только смерть, зачем же её торопить.

Всю жизнь — бегом. Всю жизнь – наспех, не успевая, вдогонку, на нервах. А теперь я заслужил покой. То есть: я делаю все то же, но – в охотку, по желанию, с возможностью бросить при необходимости и продолжить, когда мне будет удобнее. Я дозирую свою физическую нагрузку не необходимостью сжаться, собрать все силы и успеть к сроку, а наоборот, с сознанием, что – не горит, что моя нагрузка зависит только от моего желания.