В той череде ослепительно-белых
Дней, тебе будет непросто читать о том,
Как мы теперь, спустя так немного времени,
Заживо замурованные в бетон,
Живём в оскорбительной темени,
В убогом достатке: как доктор, я
Получаю двойной паёк,
В нашей комнате почти каждый день горят
Две или три хорошие лампочки, срок
Службы которых кончится позже нашего.
Правда, провод, идущий по потолку,
Последнее время искрит, и никому не дашь его
Заменить; правда, в нашем полку
Снабжение медикаментами никогда не было образцовым
(Что уж говорить о сегодняшнем дне),
И мне приходится отказывать новым
Больным даже в наркотиках: как стороне, проигравшей в войне,
Нам не дозволено заглушить болевого шока,
Здесь всё больше тех, кого пожирает ужас,
Всё больше тех, кто сгорает от лучевых ожогов,
Всё реже в мечтах спокойствие, чаще – ужин.
Наш бункер, видимо, обречён.
Мне стоило бы написать каким-нибудь выдуманным потомкам,
А не тебе – я ведь мужчина, и я учёный.
Мне стоило бы сказать им о чём-то, что не сидит в печёнках,
Но я в них не верю, а и верил бы – не любил.
Зато я люблю тебя. И только тебе посвящаю что-то:
Сломанный стул, детский манеж без перил,
Эту страничку, вырванную из блокнота.
Жанр: Философская лирика
Опубликовано: 24.10.2013
Слова темны. Ни будни языка,
Ни гении не справятся с задачей
Помочь понять других. Мы наудачу
Палим в мишень, где нет ни молока,
Ни яблочек. И некуда упасть.
А если есть куда – то рядом с древом
Познания. Быть правым или левым,
Рискуя провалиться только в пасть
Харибды или Сциллы, полных гнева.
Твои слова темны на полотне
Обоев в восемь лет и в книге – в сорок.
Чужую мысль не разглядеть в окне
Вагончика "Американских горок".