За солдатским "водопоем" вместе с Алданом и Петей наблюдала, пришедшая за водой, мать Пети, Анастасия. Она подошла к колодцу, сняла с плеч коромысло с ведрами, плюхнула их наземь. Заглянув в колодец, долго вглядывалась во тьму, затем глянула вслед ушедшему составу. Покачала головой, давая понять Алдану и Пете, а может быть, больше себе самой, как это, мол, легко и просто вояки отрешились от совсем еще нового, ни разу не битого и не царапанного, покрашенного в зеленый цвет, солдатского ведра.
– Ведро, ведро, – забормотала она, – новое, совсем еще новое. Уронили ироды, оставили. Что же делать?
Анастасия снова заглянула в колодец, долго всматривалась в его кладовые.
– То бишь добро упало, а! Вокруг бесхлебица, а здесь тако добро пропадать будет!
Настороженно-тревожным взглядом посмотрела по сторонам, будто опасалась, что ее могут услышать или заметить. Дрожащими от волнения руками она взяла коромысло, затем цепь от колодца, на конце которой была проволока и что-то наподобие крюка. Быстро, спеша куда, стала по центру коромысла наматывать цепь, затем проволоку…. Закрепив коромысло, она проверила надежность – бросила коромысло на землю, наступила на него ногами и несколько раз сильно дернула за цепь. Друзья внимательно наблюдали за действиями Анастасии. Окончательно убедившись, что коромысло закреплено, она вновь посмотрела по сторонам, глянув на Петю, позвала:
– Петя, подойди сюда.
Петя подошел к матери.
– Сынок, ведерочко на дне. Тебе надобно достать его. У нас вот эти, – она показала пальцем на стоящие ведра, – никудышные два ведра. Одно протекает, сколько не чини, а другое и ведром то не назовешь. Вот отец обрадуется, увидев дома новое, да и к тому же солдатское ведро.
– Да, мам, – сказал растерянно Петя, – но ведь ведро упало в колодец. Его уже не достать.
– Петя, его можно достать. Ты сядешь на коромысло, покрепче ухватишься за цепь, а я тебя потихонечку, полегонечку опущу на дно. Ведро, может быть, и не затонуло, ты пошарь там руками. Даже если оно затонуло, то это пустяки, должно быть неглубоко, достанешь.
Пете стало страшно. Страх его усиливался и возрастал при мысли о том, что ему одному-одинехонькому предстоит опускаться в эту бездну. Петя побледнел, по коже поползли мурашки. Он хотел преодолеть страх, но ничего не вышло. Дрожащим, жалостливым голосом бедняга произнес:
– Мама, мне страшно. Мне очень страшно. Я не полезу, я боюсь. Зачем нам это ведро, не нужно оно нам. Мам, мне страшно.
– Петя, это не страшно, – прощебетала та в ответ, – ты главное покрепче ухватись за цепь.