– Нет, мама, я боюсь, мне страшно, – выкручивался сынок.
Мать продолжала говорить, но уже более истеричным тоном:
– Хватит, Петя, мне надоело талдычить тебе. Достанешь ведро, понял.
Она рванула его за руку. Поняв, что мать не отступит и будет настаивать на своем, Петя попытался вырваться. Попытки были тщетными, мать цепко держала его. Петя заплакал, стал умолять, упрашивать:
– Мама, мама! Мамочка! Не надо, мне страшно. Я не хочу, я боюсь! Мама! Ма… – ма!
Белена покрыла глаза Анастасии, она не в состоянии была внимать просьбам. Яростно стукнула ладонью по сыновнему заду, зло закричала:
– Ах ты, анафема, что это ты здесь разорался! Замолчи! Я кому говорю, замолчи! Бестолочь этакий, ишь разорался. А, ну замолчи!
– Я не пойду, мама … мамочка! Я не хочу… я не хочу… мамочка… я боюсь мама…мама…
Алдан почувствовал, как его охватывает страх. Он попятился назад, отошел на безопасное расстояние. К нему пришла неприятная мысль:
«А, что если эта остервенелая тетка передумает сажать Петьку, возьмет, да и поймает меня, да и привяжет к этому коромыслу?»
Алдан приготовился в любую минуту дать деру с этого места.
Анастасия, не подчиняясь уговорам сына, силой усадила его на коромысло. Петя забунтовал активнее, теперь он уже не умолял жалостливым голосом, а что есть мочи кричал.
– Не полезу я в колодец! Мама, пожалей меня, мне страшно! Не полезу! Отпусти меня, отпусти!
Разъяренная поведением сына, Анастасия стала беспорядочно шлепать его по голове, щекам.
– Да замолчишь ты или нет! Бестолочь! Скотина безмозглая! – зашипела аспидка.
Неожиданно Петя перестал сопротивляться, залез на коромысло и дрожащими от страха руками ухватился за него. Слезы, смешавшись с грязью, размазались по лицу мальчика, волосы взъерошились, и весь он стал похож на испуганного, потрепанного воробышка. Безысходность сделала свое дело. Он изредка всхлипывал и вздрагивал, пытаясь изо всех сил подавить дрожь, однако независимо от его воли, судороги пробегали по детскому телу.
К горлу Алдана подступил ком, ему стало очень страшно. Было жаль друга, босоного Петьку, но ничем он не мог помочь ему. Их детское волшебство оказалось бессильным, безжалостная колдунья, вселившаяся в Петькину мать, оказалась куда сильнее.
Правой рукой мать обхватила Петю, подняла над колодцем, левой ухватилась за рукоять ворота. Провернула ворот, натянула цепь.
– Ты, стервец, держись покрепче, – хрипло прорычала аспидка. В глазах воробышка застыла трагическая безысходность.
– Мама, я боюсь, – прервал свое молчание Петя, – мне страшно.
– Хватит, – отрезала его мать, – не хочу слышать!