Их мерная волна качала
И стражи крепко стерегли.
К стене амбара привалившись,
Дремал лабазник [121] пожилой.
Под вязом плотник, разрезвившись,
Играл секирой и пилой.
Другой лабазник у амбара
(Не время дурака валять),
Взимая мытное с товара,
Досматривал усердно кладь.
Остов ладьи на солнце ярком,
Кичился снежной белизной;
Над ним сердитый ворон каркал.
К беде? К дождю? В такой-то зной?
Суда, неспешно отплывая,
Ветрила ставили. Они
Влекли дары чужого края
Путем варяг в иные дни –
Прочь от Перуновых мистерий,
От домотканого холста,
От холодящих суеверий
Под сень привычного Креста.
Их провожал недвижным взглядом
Среброголовый исполин [122] ,
Взнесенный девственным обрядом
На гребень киевских былин.
И мощь, и сдержанную роскошь
Как первый среди равных он
Являл. Даждьбог, Сварог и Мокошь,
Род и Симаргл [123] – весь пантеон
Богов славянских с ним в покоре
Соседствовал. Им ли пропасть,
Когда от моря и до моря
Простерлась их (но их ли?) власть.
Монах – смиренный перехожий –
Припрятав Библию в рукав,
Встречал в дороге день погожий,
Сутану вервием [124] прибрав.
Ему под руку вознесенну
Румяный отрок поднырнул,
Несясь к реке. Упал. Колено
Потер. Вскочил. В сердцах вздохнул.
«Как звать тя, отроче?» «Иванко».
«Да ты постой. Спросить дозволь,
Куда бежишь ты спозаранку?
И радость гонит или боль?»
«Весь Киев, добрый человече,
На берег к пристани спешит.
Ладьи вернулись издалече…
…А ты, я чай, не ворожбит?» –
Он вскинул брови на монаха.
Льняной затылок почесал,
Поправил пояс и рубаху
И с легкой грустью досказал:
«Уж минул год, как вниз к Царьграду
Ушла отцовская ладья,
И нынче (день который кряду)
На пристань припускаюсь я.
Стремлюсь, о, добрый человече,
Как благодарное дитя,
Ладьям купеческим навстречу –
Спешу отца увидеть я».
«Отец твой, чаю, гость богатый?» –
«И гость, и воин, и гонец:
Война – он одевает латы,
Приходит мир – и он купец.
В свой час по княжьему веленью
Он в Цареград ходил не раз.
И возвращался по моленью
С почетом, выполнив наказ.
Наш добрый род идет от свеев [125] .
Отца Феодором зовут.
В земле ромейской [126] торг затеяв,
Он стал богат и славен тут». –
«И мать из свеев?» – «Мать – словенка.
Из Новегорода она». –
Потер разбитую коленку. –
С отцом же здесь обручена».
Бок о бок к пристани спустились.
По зову неких общих струн,
Как сговорясь, перекрестились.
Иван взобрался на валун:
«Вечор велел мне кормчий Сила
Отцовский парус ноне ждать.
Сердчишко, веришь ли, заныло –
Не ведаю, как и унять.
Отец мой юношей веселым
Крещен во Цареграде был,
Когда за Ольгиным подолом
Крестилась свита [127] . Бог открыл
Им путь ко свету. Я же, отче,