Она с трудом припомнила его лицо и сильно поредевшие кудряшки, его манеру взмахивать рукой, когда он не находит слов; она не видела его примерно десять лет, но не сомневалась — это он; вот только имени у ней никак не получалось вспомнить — даже после года жизни с ним она не знала ни фамилии его, ни имени, и просто называла про себя: «Человек Без Имени». Как-то в темноте, когда выл ветер под дверями и подоконники царапал дождь, она спросила напрямик: «Послушай, как тебя зовут?», — но он молчал, он, видимо, решил, что речь о переносном смысле.
Он как-то заявил, переливая пиво из стекла в пластмассу:
— Ты знаешь, мне понравилось твоё последнее письмо — о море, я море тоже уважаю, это тема. К тому же, наконец-то, не в стихах, а то я, знаешь, по поэзии не очень-то рублюсь.
Она совсем не помнила об этом, но он достал письмо из сумки — «Ну как, последнее твоё — ты что, совсем, как говорится?..» В конверте было пусто, а на самом конверте был только адрес получателя, имени его она сама себе не написала.
— А ты в курсах, что означает твоё имя? Морская! Марина — значит: морская. Круто, да?
И запах — она увидела, когда он брился — это был жасмин, одеколон «Жасмин» с пожухлыми цветами на бутылке.
Она смотрела сон о птицах, у которых не было ни ног, ни клюва, когда ей позвонил отец: «Ну как у вас погода?» — она ответила, что всё как и всегда в июле: жара на улице, и даже не помыться — нет воды.
— Так слушай, я чего подумал… Тут прям хоть вой — нет хлеба чёрного нигде. Так я подумал, может ты притарабанишь? Опять же, море хоть посмотришь.
Хоть посмотришь море.