«В институте, под сводами лестниц…» Судьбы и творчество выпускников МПГУ – шестидесятников (Богатырёва) - страница 166
Что дал мне институт? Во-первых, понимание того, что не тебя должны учить, а ты должен учиться сам. Это понял не только я, но и многие наши выпускники. Илья Габай в письмах из лагеря Марку Харитонову разбирал целый ряд сложнейших вопросов по литературе и искусству, продолжая самообразование, несмотря ни на что… Во-вторых, уверенность в том, что ты можешь сделать дело, которое начал. И, в-третьих, друзей».[95]
Глава 2. Владимир Лукин
Другой выпускник истфила стал одним из известнейших российских политиков. Это Владимир Петрович Лукин (р. 1937 г.), государственный и общественный деятель, уполномоченный по правам человека в Российской Федерации. Окончил истфил МГПИ в 1959 г.
О своих студенческих годах он рассказывал с юмором и теплотой: «Я очень боялся поступать в институт. Когда принёс документы, весь трепыхался и трепетал и сказал себе, что если ещё хотя бы пару-тройку ребят увижу, то буду сдавать вступительные. Зашёл за угол и оттуда наблюдал. Видел, естественно, толпу девочек. Редко появлялись подобные мне особи. Но всё-таки некоторое количество их появилось. Это меня взбодрило, и я бочком-бочком протиснулся в комнату, где принимали документы. Так жребий был брошен. Был 1954 год. Поступил на исторический факультет, который потом объединили с филологическим, и я оказался на одном курсе с Юликом Кимом, Марком Харитоновым. Мальчиков было мало. Как мы тогда говорили, мужского пола было преобладающее меньшинство. Среди поступивших молодых людей было определённое количество вернувшихся из армии, определённое количество людей вроде меня, любителя футбола, которые поступили в МГПИ, главным образом, от лоботрясничества, а могли поступить в более приличные учреждения, как мне тогда казалось. Впоследствии я глубоко раскаялся в своих заблуждениях. Были и очень талантливые ребята, один из которых – Юлик.
Я учился достаточно хорошо, хотя большей частью лоботрясничал. Тогда я был довольно шустрый парень, и, взяв у девочек лекции, которые сам не записывал, мог сдать экзамен зачастую даже лучше этих девочек. Поэтому отметки-то у меня были неплохие, но учился я всё-таки халтурно. Эйнштейн говорил, что образование – это то, что у тебя остаётся в голове, когда ты полностью забудешь то, чему учился в школе и институте. Конечно, что-то я читал сам. Мы с Юликом были в одном спецсеминаре и даже ездили в Питер изучать вопросы различия между краснофигурными и чёрнофигурными древнегреческими вазами. Курсовую работу я писал о галльских походах Цезаря.
А в 57-м году, на третьем курсе, во время практики в пионерском лагере, я подумал, что надо всё-таки заняться чем-то серьёзным, кроме общих размышлений о судьбах мира и игры в футбол. И я решил выучить язык. Взял книжку, как потом выяснилось, одну из самых трудных книг на английском языке – «Айвенго», название которой я читал, как «Ивенгое». Ни одного знакомого слова! Но я проявил удивительное для себя упорство и по страницам начал читать, читать… Некоторые английские слова из той книжки сидят в голове до сих пор… Вообще, говорить я могу по-английски, по-испански и ещё на паре-тройке других языков. Если прижмут к стене – могу говорить и по-французски.