дело». Она сказала так, как будто сама в это верила. Может, она действительно была совсем поехавшая. «Хорошее? Ты убиваешь людей! – крикнул я, потому что меня взбесил ее тон. – Ты толкаешь
слабых на край, и они больше не возвращаются в той хренов клуб, потому что их больше
нет, они
умирают из-за тебя и твоей гребаной философии!».
Первая внимательно на меня посмотрела, а потом улыбнулась одной из самый жутких улыбок, что я видел, и сказала: «А сам ты, значит, считаешь себя сильным?». Я пытался найти ответ, но она не дала мне времени, сделала несколько уверенных шагов в мою сторону и начала шипеть, будто вся окончательно превратилась в змею: ее холодные глаза засверкали в свете фонаря, язык будто раздвоился, так быстро она начала говорить. «Я знаю таких, как ты. Слышишь? Знаю, знаю! – Она просто затараторила на нечеловеческой скорости. – Ты хочешь жить, так и живи, сопляк, а другим не мешай делать свой выбор! Ноешь, что подружка не дает? Угадала?».
Я испытал какой-то мистический страх и чуть ли не вжался в стену. Первая усмехнулась, она все сверлила меня своими сумасшедшими глазами, не моргая и не отводя фонарь от моего лица. Этот фонарь трясся у нее в руке, стрелял во все стороны светом, и я знал, что от этого розовый слон сейчас радостно пляшет на стене за моей спиной, злорадный сукин сын. «Мир не крутится вокруг твоих потребностей и вокруг твоего члена! Твои проблемки с проблемами других и рядом не стоят, понял? Не лезь со своей подростковой чушью к тем, у кого уже ничего нет и терять нечего. Если кто-то действительно хочет умереть, то он умирает, и никак его не спасти, если он принял решение! А ты?.. Знаю я таких, как ты. Ты никогда не решишься покончить с жизнью. У тебя кишка для этого тонка, понял?!» Она вдруг застыла, все так же не моргая, с фонарем наперевес напротив меня, как будто ждала моего ответа. Я промямлил: «Понял».
И тут Первая как по волшебству опять изменилась в лице, оно у нее приняло привычное мертвое и вместе с тем ласковое выражение. Мне показалось даже, что она мне по-дружески подмигнула: «Ну вот и хорошо. Извини, что не могу выполнить твою просьбу, мне правда очень жаль. На ночь, я так понимаю, послушать других ты не останешься?». Я покачал головой.
Долбанутая тетка. Дрожь берет, как о ней вспоминаю. Но она была права, от этого все становится еще ужасней.
23.
Предчувствие чего-то страшного преследовало меня всю дорогу обратно в Алисину квартиру, и я хотел добраться побыстрее. Я почти бежал по этим бесконечным одинаковым улицам, засыпанным осенними листьями, как будто их каждое утро поставляли в город на грузовиках. Когда внутри погано, когда кажется, что даже собственные мысли какие-то чужие, противно становится от того, что вокруг продолжается жизнь. Все было зря: моя ложь, мои поездки туда-сюда. Во всех этих жалких попытках не было никакого смысла – с каждой секундой я терял Алису. Только теперь я это понял: нужно было просто остаться с ней, быть с ней