Сон у Кулина обычно был чуткий, но без сновидений. Он проваливался в черную бездну и выныривал лишь утром, за несколько минут до объявления подъема. Но сегодня с организмом бесконвойника что-то случилось.
Сперва Николай попал к себе домой. Он, в вольнячьих шмотках, лежал на диванчике и пытался найти в газете знакомые буквы. Но те скакали с места на место, пока до Кулина не дошло, что он взял газету вверх ногами.
Но едва он начал переворачивать широкий бумажный лист, как тот стал удлиняться и спадать на пол. Интересующая Николая статья съехала куда-то вбок и как не искал он ее на необъятной газетной простыне, материал не находился.
- Да что ты мучаешься? - раздался голос жены. Она вонзила в бумагу финский нож с наборной рукояткой, точно такой же, какой Куль один раз продал Акимычу, и вырезала ровный квадрат.
- На, читай, там про тебя.
Теперь буквы не разбегались и Кулин смог прочесть:
"Ушел из жизни наш дорогой Николай Евгеньевич Кулин. Все родственники, друзья и знакомые приветствуют этот грандиозный шаг. Министерство Внутренних Сношений посмертно наградило героя..."
Дальше Николай не стал читать, отшвырнув некролог. Супруга с неподвижными глазами стояла напротив.
- Но я жив! - воскликнул Кулин.
- Это временное явление. - металлическим голосом парировала жена.
- Я не хочу умирать!
- А кто говорит иначе, когда я к нему прихожу?
Кожа лопнула и осыпалась разноцветной штукатуркой. Возник нимб и лицо святого с пронизывающими насквозь глазами. Да нет! Это не нимб! Это коса светится сзади головы призрака в маске на палочке, которую тот держит в костлявых пальцах!
- Иди со мной! - приказывает Смерть и Николай, отшатнувшись, начинает падать.
Он оказывается в темноте, но рядом кто-то есть. Сил, чтобы повернуть голову уже нет, но чувствуется, что этот невидимый кто-то не принесет падающему никакого вреда.
- Кто тут? - хрипло выплевывает Николай.
- Не бойся. - звучит нежный женский голос. - Я - сестра Глафира.
- Я в больнице? - Кулин скашивает глаза, но вокруг лишь мрак, в котором, впрочем, виднеются намеки на стены.
- Нет, это монастырь.
Слова журчат, как музыка или пение весенних птиц.
- Зачем я тут?
- Это тайна... Тайна... Тайна!..
Смех Глафиры рассыпается на множество малиновых колокольчиков.
- Подожди... Скоро ты все узнаешь... Я приду...
Хохот продолжается, но он становится грубым, неприятным. От него дрожит шконка и болят уши.
Николай вскочил, запутавшись в одеяле. За окном шарили по корпусу лучи прожекторов, выла сирена. Это светопреставление разбудило не одного Кулина.