Итак, существует переход от личности к коллективу, от высокого к низкому, от духа к материи.
Очевидно, что национальная идея достигает своего апогея во французской революции. Ход нескольких столетий истории соединяется и ускоряется в течение немногих революционных лет. Монархия, последний, хоть и лишенный своей субстанции остаток традиции, вытесняется национальным суверенитетом. Нацию понимают больше не как иерархию разных по своей природе порядков, а как абстрактную сущность равных индивидуумов (известны слова Сийеса: «Нация – это скопление индивидуумов»). Национальная, признанная гражданином (citoyen) в силу его разума идентичность – это государственное гражданство как первая ступень на пути к всемирному гражданству.
Для Юлиуса Эволы это самая последняя фаза и логичный конец развития: «За освобождением ставших абсолютными государств от империи логически должно последовать освобождение суверенных, свободных и автономных отдельных граждан от государства».
Этой этатистской и якобинской точке зрения обычно противопоставляют так называемую романтическую концепцию нации, которая развилась в девятнадцатом веке в Германии, и пионерами которой были Гердер и Фихте. Согласно якобинской точке зрения предпосылкой образования нации является существование государственных рамок; романтическая концепция, напротив, ставит на первое место уже наличествующую нацию, национальную культуру, из которой происходит государство. Тем не менее, Юлиус Эвола не склоняется ни к той, ни к другой из этих концепций. Подъем национал-социализма и проводимое им до самого конца поклонение народной общности дают Эволе возможность напомнить о противоречии, которое в его глазах существует между государством, с одной стороны, и нацией, с другой стороны: между мужским, анагогическим, т.е. «двигающимся вверх» принципом духа и этики и женским, демагогическим принципом, демагогическим потому, что он сентиментален, связан с природой и ориентируется на наибольшее количество.
В традиционалистском анализе, который ориентируется на учение о трех функциях, упомянутое мною в начале моих рассуждений, получается следующее противопоставление: настоящее государство – не простое осуществление власти или правовая надстройка, а духовная сила формирования и различения – это законная авторитарная инстанция, которая гарантирует власть. Что касается нации, которая не представляет ничего иного, кроме как массу, которая приобрела определенную форму благодаря историческому наследию или этническому виду, то она – программа третьей функции. Мысль, что государство могло бы получить свою законность (и границы своего суверенитета) от нации, рассматривать национализм как реальность, представлять как необходимое политического единства с национальным единством – все это означает определять первую функцию с помощью третьей. «Политическая сфера, тем не менее, характеризуется иерархическими, героическими и идейными, антигедонистическими, и в определенной мере даже направленными против принципа счастья ценностями, которые исключают ее из порядка подчиненного природе и вегетативного существования» (Эвола).