Так восемнадцатый век с его выступлением в пользу «производительной нации» и против «непроизводительного» князя испытывает полное изменение традиционных ценностей; в революционном дискурсе нация с момента ее происхождения является ограничением авторитета государства (как позже либерализм будет защищать индивидуума или рынок от «конструктивизма»). «Вопреки романтичному и идеалистическому туману, который может окружать эти понятия, нация, отечество и народ по существу принадлежат к чисто естественному и биологическому уровню, а не к политическому. Они соответствуют «материнскому» и материально-физическому измерению определенной общности» (Эвола).
Противоречие, которое содержится в попытке свести вместе две столь качественно противоположные сферы человеческой деятельности и существования, обнаружилось в определенных современных движениях, среди которых национал-социализм в его конечной фазе является самым недавним примером. «Причина его провала», так пишет Юлиус Эвола, «лежит в противоречии, состоящем в попытке захотеть быть одновременно «нацией» и «империей», а также в отсутствии настоящей универсальной, всеобщей основы». Любая историческая попытка, которая хочет интегрировать разные действительности в одном и том же историческом проекте, по необходимости требует растворения своеобразия в универсальном. «Имперская раса», говорит итальянский философ, «так же сильно дистанцируется от своих собственных качеств, как и от тех, которые свойственны другим расам; она не заменяет один патриотизм другим: она ставит универсальность на место частного».
Таким образом, мировоззрение, которое рассматривает общность расы и соответственно нации как центральную, а государство как вторичную и происходящую от общности нации действительность, никогда не сможет преодолеть свое собственное своеобразие без применения насилие. Европа Наполеона Бонапарта и Европа Гитлера – это два красноречивых примера политических структурных компонентов с риторикой об империи, «рейхе», но с национальным характером, политика которого в долговременной перспективе могла только лишь углубить расщепление давно утраченного европейского единства. В отличие от них Юлиус Эвола ссылается на «католическое средневековье, а также на Римскую империю или Индию как примеры действительно осознанной универсальности: они показывают нам возможность глубокого культурного и духовного единства внутри многообразия, часто даже несмотря на все конфликты, которые вели друг с другом государства и этносы внутри этих империй. Если потребуется в будущем создать европейское единство, то сделать это удалось бы только таким образом».