Немец, ставя Стасику отметку, покачал головой, причмокнул, взглянул на его заплаканные глаза и поставил четверку с плюсом. Стасик заслуживал только тройку, да и то, может, с минусом.
— Ставлю тебе четыре.
— Хорошо.
Стасика уже ничто не может утешить, и так все пропало.
Школа опустела. Так глухо, пусто и страшно. Столько парт, на стенах карты и — он, Стасик, один. А там за окном, на улице, все по — старому, словно ничего не случилось. Люди идут себе как ни в чем не бывало. Трамвай идет, мальчик продает газеты, нянька с двумя детьми идет, мужчина с поднятым воротником, два студента, женщина с ребенком. Какие они все счастливые! Только он один — одинешенек на белом свете!
Инспектор теперь, наверное, обедает и о нем и не вспомнит. Какое ему дело до Стасика, ему или кому другому? Одно слово: «Прощаю» — или: «Помни, чтобы это было в последний раз» — и не сказал, почему?
И зачем только он связался с Малиновским? Правда, Малиновский побожился, что не простит, но ведь божба по злости не в счет, это, пожалуй, малый грех? Людвика очень набожная, а сколько раз божилась, что скажет маме, а потом не говорит.
Ах, как опротивела жизнь, как страшно хотелось бы умереть! Не болеть, не мучиться, только так, сразу умереть.
Стасик облокотился, смотрит неподвижно в угол класса и думает о том, как он бы хотел умереть.
Например, эта малышка в трауре попадает под лошадей. Стасик бросается ее спасать. Хватает лошадь за узду, лошадь встает на дыбы, но Стасик узду не отпускает. Тогда лошадь кидается в сторону — Стасик ударяется головой о столб уличного фонаря, — а потом добивает копытом. Труп несут в гимназию. О нем пишут во всех газетах, называют юным героем. На похоронах вся гимназия: и директор, и инспектор, и все ученики, мама и папа, и — та, которой он спас жизнь.
Но Стасику жалко своей молодой жизни.
Нет, лошадь его не убивает, а только тяжело ранит. Стасик очень долго хворает, почти до рождества. За два дня до праздника он приходит в школу бледный, с повязкой на голове, чтобы его могли вызвать для исправления отметки. И во второй четверти у него ни одной двойки, потому что его легко спрашивают. Малиновский приходит просить прощения, и Стасик его прощает.
Рождество, праздник, елка. Как все это далеко! Четыре недели. Когда все это кончится?
Что скажет мама, когда увидит дневник?
«Пойдешь в сапожники. С тобой нельзя обращаться как с человеком. Посмей мне взять какую-нибудь книжку, руки пообломаю. Учись!» — просвистит, словно удар кнута.
Наконец через несколько дней Стасик пойдет просить прощения; ему ответят холодно, резко: