Мысль о немецком солдате как «воине-автомате» была не новой. Ее уже применяли в мировой войне /1914-1918гг. – И.Б./. Прусскую муштру связывали с всеобщей воинской повинностью, уподобляя немецкого солдата машине, выдрессированной навечно. При этом указывали на то, что немецкие солдаты в прусской армии становились просто «человеческим материалом», причем механически оценивались как отдельные номера и всё «исполняли только по приказу» /к этому – Лурье,М., «О Максе Эрмэ» в «Современной Германии», 1937г., с.54/.
С этим сравнивали французскую армию, в которой не было никакого подавления и насилия и господствовала высшая степень свободы. Такая аргументация была нацелена также на пропаганду в самóй немецкой армии и преследовала цель вызвать протест немецких солдат против своего начальства. Немецкая армия постоянно сравнивалась с французской, которая представлялась идеальным образцом воинской жизни. Здесь на передний план выставлялась демократическая миссионерская идея. Предположительно построенная на демократических принципах свободы и равенства французская армия должна была освободить управляемую абсолютистскими принципами прусско-немецкую армию от этого порабощения. Впрочем, повседневно обнаруживалось явное превосходство немецкой армии в военном отношении, обрекая малоценную пропаганду против нее на неэффективность с самого начала.
В войне 1939г. делался меньший акцент на пропаганде против немецких войск. На этот раз были сделаны выводы из «абсолютистской немецкой системы насилия» с учетом боевой ценности немецких солдат. При этом, однако, констатировалось, что политически-экономическое разрушение, которое последует в открытом полевом сражении, будет достигнуто вместе с общей победой демократических принципов свободы над угнетением и тиранией в мире. Таким образом, образовалась совершенно замкнутая идеологическая система, приспособленная к военной ситуации, которая, казалось, охватила все возможности развития событий. Немецкая система насилия должна была пасть в войне. Иллюзия исключалась.
c) Большое заблуждение
Отсюда возникали все расчеты. Они только вновь не были основаны на реальности. Ориентированная на войну идеология катастрофы оказалась новым огромным заблуждением. С ним Франция пережила крушение всех до сих пор бывших надежд и всех без исключения основанных на этом отдельных планов. Первая фаза разочарования пришла сразу после военного поражения. Ожидание внутреннего распадения национал-социалистического Рейха не оправдались. Разделение народа и Фюрера, которое должно было наступить в этот момент, не произошло. Теперь стало окончательно ясно, что случилось не то, о чем постоянно утверждали эмигранты, и во что так охотно верили, – будто при благоприятных обстоятельствах будет потрясена партийная клика, и с помощью государственного аппарата низвергнут противник.