Состояние молитвы есть навык
бесстрастия, который с помощью наивысшей любви /éroti/ восхищает любомудренный
/philósophon/ ум на духовную высоту>373).
Такое «восхищение» свидетельствует о том, что
духовное делание человека достигло своей цели и вслед за этим сам Бог, то есть
Сын и Дух, действует в нем. И «молитва» теперь – уже не особое дело нашего
духа, стоящее в одном ряду с другими видами деятельности и потому по
необходимости ограниченное временными рамками, но совершенно естественное
состояние, поскольку оно является действием духа, «подобающим достоинству
ума»>374), столь же непроизвольное и
естественное как дыхание.
Всегда Христом дышите и веруйте в
Него – призывал умирающий Антоний своих учеников>375). Молитва – это
духовное дыхание души, ее подлинная и настоящая жизнь.
* * *
Этот идеал непрерывного пребывания в молитве
современному человеку может показаться «типично монашеским»>376). Однако в действительности он
гораздо древнее монашества, ибо принадлежит к тем «древним неписаным
традициям», которые отцы церкви возводили к самим апостолам. Уже Климент Александрийский писал о своем
идеале истинного «гностика», вся жизнь которого – «это молитва и диалог с Богом»>377), ибо он молится при всех
обстоятельствах: во время прогулки или в кампании, отдыхая, читая или начиная
разумную работу. И если в «келье» своей души он сохраняет лишь
одну мысль и с «воздыханиями неизреченными»>378)призывает Отца>379), то Он уже рядом в то время, как тот еще молится>380).
Древние монахи лишь придали этому идеалу устойчивую форму,
которая по своей простоте доступна каждому, кто действительно серьезно к нему
стремится. Ибо всякая душа по самой своей природе предназначена к
тому, чтобы «славить Господа».
«Всякое дыхание да хвалит Господа»: если «свет Господень» по Соломону – это «дыхание человека», тогда всякое
разумное творение, которое дышит этим «светом», воздает хвалу Господу>381).
* * *
^ 3. «Господи! Помилуй меня» (Пс.40:5)
Какому-нибудь читателю «Откровенных
рассказов странника» может показаться странным, что традиционная формула
непрестанной сердечной молитвы такова: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя, грешного». Он может удивиться тому, что самая суть исихазма
Восточной Церкви заключается прежде всего в покаянной
молитве. Но тот, кто прочел главу о слезах «метанойи», удивится меньше.
Ему покажется вполне логичным, что отцы в конце концов
остановились именно на этой формуле, о которой мы еще ничего не слышим в первые
времена монашества. Ибо она совершенным образом отражает тот дух,