, без всякого труда духовно
истолковали эти тексты, отнеся их к врагам рода человеческого, т.е. бесам,
которые прекрасно понимали их смысл и трепетали, пытаясь даже, как уверяет
Евагрий, перейти в контрнаступление:
Я знавал также бесов, которые
принуждали нас петь «псалмы и духовные песни»>449), что содержат
именно те предписания, которые мы, обманутые /ими/, нарушили, чтобы, слушая их,
посмеяться над нами, «которые «говорят и не делают»>450). Поэтому и
Давид говорит>451): «/Заступи раба Твоего ко благу его, чтобы/ не угнетали меня гордые»>452).
В этой брани, ведущейся непосредственно не только против зла,
но и против лукавого, причины, побуждавшие отцов молиться вслух и в
особенности петь псалмы, суть те же самые причины, которые, как мы увидим в
следующей главе, понуждали их в определенных обстоятельствах молиться
безмолвно.
* * *
^ 5. «Время молчать и время говорить» (Еккл.3:7)
Сколько бы отцы ни читали, ни пели
псалмы, ни размышляли и ни молились громким или, по крайней мере, слышимым
голосом, все это отнюдь не было обязательным правилом. Уже Тертуллиан советовал молиться
«приглушенно», ибо Бог «слышит не голос, а сердце». Слишком
громкая молитва не только мешает соседям, но, что еще хуже, напоминает молитву,
творимую прямо на площади>453), а это, по сути, есть не что
иное, как выставление напоказ своего благочестия, что Христос недвусмысленно
запретил своим ученикам>454). В том же смысле высказывается
и Климент Александрийский.
Молитва – это беседа с Богом, если
отважиться прибегнуть к этому смелому выражению. И потому
тогда, когда мы говорим с Ним лишь шепотом, не шевеля губами, (пребывая) в
безмолвии, мы громко взываем к Нему в нашем сердце, ибо Бог воистину непрерывно
слышит внутренний голос нашего сердца>455).
Этот голос сердца слышит только Бог, ибо
только Он – «Сердцеведец»>456). Природный же наш голос слышат
не только наши ближние, но, как мы видели, и бесы. И от них
следует тщательно скрывать содержание нашей доверительной беседы с Богом.
Мы молимся «втайне», когда только в сердце и внимающим
духом приносим свои прошения одному Богу, так что и самые враждебные силы не
могут узнать род нашего прошения. Для этого надо молиться в глубоком безмолвии,
чтобы нам своим шепотом или возгласами не только не отвлекать предстоящих
братий и не смущать чувств молящихся, но чтобы и от самих врагов наших,
подстерегающих нас особенно во время молитвы, сокрыто было бы усердие нашего
прошения. Таким образом исполним мы и эту заповедь:
«от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих!»