По вершине скользнули первые солнечные лучи. Ита раскрыла чехол, стала собирать винтовку. Слезы уже не мешали ей. Ловко соединяя детали оружия, она размышляла. Кого же первого из них? Пожалуй, Букова. Она не могла понять, за что так возненавидела этого человека. Сначала можно его просто подранить, после чего уложить основного «клиента». А уж потом, поиздевавшись, прикончить и этого.
Ита поднялась с земли. Все было так очевидно и просто, что она спокойно могла стрелять из положения стоя. Нервный срыв проходил, теперь она могла стрелять едва ли не с закрытыми глазами. Надо только несколько раз вздохнуть глубоко и протереть платком глаза. Она стояла, оперевшись о винтовку, как о костыль.
— Брось оружие!
Голос был спокойный, пожалуй, даже слишком. Значит, за ней давно следили. Ита вскинула винтовку и палец ее скользнул к спусковому крючку. Но она слишком хорошо знала, что выстрела не последует. Ей не хватило буквально секунды, чтобы передернуть затвор, ей не дали этого времени.
Сильные, цепкие пальцы взяли винтовку за ствол и стали выворачивать из ее ослабевших рук ложе. Ствол упирался в грудь крепкому широкоплечему мужчине. Если бы она сейчас попыталась передернуть затвор, он просто бы вырвал винтовку. Он был готов к этому, но не предпринимал никаких действий первым, потому что стоял на краю площадки их крохотной гладиаторской арены. А за его спиной распахнулась пропасть и внизу блистало под солнцем по-настоящему голубое море.
— Спокойно! — проговорил противник Иты сквозь зубы. — Просто отдай оружие.
И тогда Ита вместо того, чтобы тянуться к затвору, вместо того, чтобы тащить винтовку на себя, изо всей силы толкнула мужчину дулом в грудь. Чтобы он полетел вниз, в ту сверкающую голубизной пропасть. Но мужчина, как видно, предвидя это, резко развернул корпус, молниеносно повернувшись к ней боком, так что ствол вместо груди его протаранил воздух. Мужчина теперь уже совсем хладнокровно дернул винтовку, и она оказалась в его руках. Машинально руки его передернули затвор.
— Стоять! Больше я не шучу…
Это был, собственно, ее конец. Без винтовки она становилась просто манекеном, подзаборной блядищей — с одышкой и тремором в пальцах.
Никифоров, понятно, стрелять не собирался. В кого, в эту растерянную бабу, которая теперь вообще безоружна? Он уже соображал, как ее отсюда спускать. Она вроде не в себе, вроде вид какой-то полуобморочный. Можно, конечно, ее и тут бросить… Но он не сомневался, эта полуобморочная скатит ему камень на голову, как только начнет он спускаться сам. Пожалуй, надо Букова к этому делу привлечь, пусть сам с ней разбирается…