В тот вечер рано взошла луна, но когда Джим Рассел с девушкой спустились по каменным ступеням, она уже скрылась. Он повел ее, совершенно не представляя куда, через миниатюрный сквер, именовавшийся «Лоттери Плаза», и мягкая нежность звездной ночи охватила их, и он чувствовал себя так, словно окунулся в новый мир, мир новых, непривычных для него чувств.
На другой стороне улицы стоял потрепанный автомобиль, и, увидев экскурсионный значок на ветровом стекле, Джим остановился справиться у водителя, крупного мулата в помятом костюме и соломенной шляпе, сколько тот возьмет до отеля.
— Доллар с четвертью.
— Даю доллар.
— Уже слишком поздно, сэр.
Рассел чувствовал себя настолько уверенно, что решил поторговаться.
— Доллар, — покачал он головой, отступая назад.
Водитель улыбнулся, вышел и открыл заднюю дверь.
— Я считаю, лучше ехать, чем стоять на месте, — признал он, — но эти чертовы развалюхи жрут такую уйму бензина…
Рассел был готов согласиться, ибо на вид автомобилю было не меньше двадцати лет и сзади у него оказалось больше места, чем на обоих сиденьях в современных машинах. Зато когда автомобиль двинулся, они удобно вытянули ноги и откинулись назад на потертых кожаных сиденьях и руки их касались друг друга.
Секунду или две Рассел размышлял, не обнять ли плечи, которые оказались так близко. Ему казалось, что как раз это и нужно сделать, к тому же у него было чувство, что она не станет возражать. Собственно, колебаться его заставляла не робость, а просто понимание того, что сейчас все чудесно, и боязнь все испортить. Так что он только слегка повернулся, чтобы ее лучше видеть, ощущая приятную тяжесть ее руки, и внезапно обнаружил, что рассказывает ей все, что случилось, и у него растет чувство, что она его девушка, что он знает ее уже много недель. Ему не пришло в голову, что их толкнуло друг к другу общее чувство одиночества и опасности; просто он знал, что это так.
Она слушала, время от времени поднимая на него глаза, так что он мог видеть нежную линию рта и пляшущие огоньки в ее глазах — отсветы проносившихся мимо уличных фонарей. Автомобиль катился мягко, двигаясь плавно, хотя и медленно, водитель скромно помалкивал, а они разговаривали вполголоса, размышляя над тем, кто убил Макса Дарроу, и не находили ответа. Затем, когда они ехали по почти опустевшей Виа Эспанья, она заговорила о своем отце.
— Он был лоцманом? — спросил Рассел.
— Да. До тех пор пока его не заставили уйти в отставку… Я считаю, что это очень глупый закон, — добавила она с неожиданным возмущением. — Это все правительство…