Кагенек и я медленно вернулись к нашему автомобилю. Я снова вспомнил слова старого дровосека: «В этом году майские жуки отложили личинки глубоко в землю…»
В конце концов Кагенек высказал вслух то, о чем мы оба подумали:
– Мы просто обязаны справиться с этим! Однако меня постоянно мучит вопрос… сможем ли мы это сделать?
Фишер развернул «Опель», и мы поехали по заснеженной дороге назад в Клин.
Вот только снег повалил еще сильнее.
Глава 18
Обреченный батальон
Когда, проваливаясь по щиколотку в снег, я спешил на офицерское собрание, ледяной северо-восточный ветер болезненно обжигал мне лицо и насквозь продувал мою летнюю форму. Невольно я натянул подшлемник поглубже на уши, нос и подбородок, так что осталась лишь узкая щель для глаз.
Сегодня было уже 5 декабря – канун Дня святого Николая. В этот день командование батальона организовало первую официальную встречу офицеров с начала операции «Барбаросса». У меня была особая причина отметить этот день: всего лишь несколько часов тому назад пришло разрешение на мой отпуск. Я собирался выехать через три дня. Дорога до Дуйсбурга займет две недели, и еще две недели мне потребуется на обратный путь. Тем не менее у меня оставались три полных недели для моей семьи и для Марты! К счастью, в моем распоряжении находился автомобиль, так как в противном случае мне пришлось бы добираться двадцать километров до деревни Васильевское на санях. Оттуда отпускников доставляли на грузовиках дальше до Ржева, а затем по железной дороге через Вязьму, Смоленск, Оршу, Минск, Брест-Литовск (Брест) и Варшаву до Берлина. Полный радости, я написал Марте письмо, в котором попросил ее назначить нашу помолвку на 4 января 1942 года. Надеюсь, что мое письмо дойдет до нее раньше, чем приеду я сам!
Моя голова была забита приятными мыслями о предстоящем отпуске, и я почти не обращал внимания на ледяной, пронизывающий ветер, когда шагал в столовую на праздничный вечер. Сегодня было значительно холоднее, чем когда-либо прежде, даже в полдень термометр показывал 30 градусов ниже нуля.[76] С тех пор как мы с Кагенеком стояли у трамвайной линии, ведущей в Москву, температура постоянно понижалась. Если так будет продолжаться и впредь, не могло быть и речи о заключительном наступлении на столицу.
Я потопал на крыльце столовой, чтобы стряхнуть снег со своих сапог. В открытом очаге русской печи весело потрескивало яркое пламя, в одном конце комнаты у стены был установлен стол с холодными закусками. Кагенек и я внесли свою долю, пожертвовав ради праздника шестью бутылками нашего коньяка, полученного от люфтваффе. Были организованы различные холодные закуски: ростбиф из конины, соленая конина, рубленые котлеты из конского мяса – все это на солдатском хлебе, нарезанном аппетитными кусочками. Вместо сливочного масла у нас имелся холодный желеобразный соус, оставшийся от гуляша из конины. Кроме того, было вдоволь сигар и сигарет.