С нами снова был обер-лейтенант Штольце. После обязательного пребывания «в этих проклятых полевых госпиталях» он отказался поехать в Германию в отпуск для долечивания. Он хотел как можно быстрее вернуться назад в родную роту к своим солдатам. И восторженная встреча, которую ему устроила 10-я рота, показала, что такое мужественное решение стоило того. Теперь лейтенанта Больски перевели командиром взвода в 11-ю роту Бёмера, поскольку он командовал 10-й ротой лишь временно, пока Штольце отсутствовал.
Вечер открыл Нойхофф. Он поприветствовал вернувшегося в батальон Штольце и помянул добрым словом отсутствующего Титьена и бойцов его роты. Самому юному офицеру батальона, лейтенанту Олигу, было поручено выступить с ответной речью, с которой в мирное время обычно выступала одна из приглашенных дам. Прочитав подготовленную надлежащим образом речь, Олиг закончил ее словами:
– Да здравствует наш герр майор!
– Хайль Нойхофф! Хайль Нойхофф! – с воодушевлением подхватили все присутствующие, и охватившему всех ликованию не было видно конца. В этом веселье приняли участие все офицеры, кроме Больски, который, видимо, воспринял все это как своего рода богохульство.
Штольце, как огромный петух, взгромоздился на стол и дирижировал хором. В который уже раз мы пели:
Никогда не возьмем мы в руки оружие,
Никогда не пойдем на войну!
Пусть другие дерутся друг с другом,
Видали мы эту войну в гробу!
Своими огромными лапами Штольце отбивал такт и зычным голосом запевал.
Вместе с Кагенеком я стоял у стола с закусками.
– Ты заметил, какой собачий холод сегодня? – спросил он.
– Чертовски холодно – это единственное, что я знаю! – ответил я.
– Уже минус 35 градусов! Ты знаешь, что это означает?
– Об успехе или поражении теперь можно судить по показаниям термометра! Ты это имеешь в виду, Франц?
– Да, Хайнц! Вот именно!
Каждый из нас погрузился в свои невеселые мысли. Неужели генерал Мороз все-таки и на этот раз спас Сталина? Неужели все было напрасно? Мы этого еще не знали, но к этому моменту уже было принято решение прекратить наступление на Москву.[77] Несмотря на все наши жертвы, последнее слово оказалось за слишком ранней зимой.
В дивизии группы армий «Центр» поступил приказ занять оборону и окопаться. Из штаба полка мне сообщили, что все отпуска сдвигаются на несколько дней, но потом можно будет уходить в отпуск. Это было необходимо, пока наши войска не обустроятся на новых оборонительных позициях.
8 декабря как гром среди ясного неба прозвучало сообщение: Япония объявила войну Америке. Япония вступила в войну с Америкой, но не с Россией! Наши мечты о войне на два фронта против Советов разбились вдребезги!