– Ну вот, правительство поступило правильно, а выводов для себя сделать не хочешь, – определил Щербаков без укора или осуждения – ТАСС хочет усилить свое отделение в Берлине, и Монин говорит, что ты, наверно, годишься для работы там.
Когда я, вняв его доводам, согласился, Щербаков предложил мне не отлучаться далеко, а покидая редакцию, непременно говорить секретарям иностранного отдела, где меня можно найти.
Через несколько дней он позвонил мне и велел быть у него вечером, но не позже девяти часов – работали тогда не только вечерами, но и ночами. Заявившись к нему ровно в девять, я обнаружил у его двери человек восемь-десять московских журналистов, большинство которых я знал. Предусмотрительный Щербаков, решив показать нас своему руководству, выбрал из московских журналистов тех, кто, по его мнению, мог годиться для работы за границей. Затем, собрав наши документы в кожаную папку, он повел нас длинными и извилистыми коридорами туда, где собралась «авторитетная комиссия». По дощечке на двери мы сразу определили, в чьем кабинете она собралась и кто возглавляет ее.
В просторном кабинете за большим столом, поставленном перпендикулярно к обычному письменному столу, сидело несколько совершенно незнакомых, если не считать Щербакова, человек. Все были немолоды, все в шевиотовых гимнастерках с крепкими широкими поясами, в галифе и сапогах – тогда это было модно среди руководящих работников. Усадив в самом конце большого стола, они пристально и доброжелательно разглядели меня, обменялись взглядами и затем стали осторожно допрашивать: о языках, об Омске, где я работал последние годы, об «Известиях» и, наконец, о том, что я знаю о Германии, о происходящем в Европе и мире.
– Говорят, вы не только следите за событиями, но и делаете выписки и записи, – сказал один из сидевших за столом.
– Выписки и записи – это хлеб журналиста-международника, как объяснили мне, когда перевели в иностранный отдел, – сказал я – Но события развертываются так быстро, выступлений, речей, статей, сообщений так много, что записать удается самую малость.
– Ну и что же вы записали о вступлении нашей армии в западные районы Белоруссии и Украины? – полюбопытствовал другой.
Я коротко рассказал, что записано мною.
Членам комиссии понравилось то, что я сказал, и они, забыв на короткое время обо мне, стали оживленно обсуждать, насколько правильным и своевременным было решение двинуть советские войска на запад, чтобы протянуть руку помощи братским народам Белоруссии и Украины, остановить фашистскую армию как можно дальше от советских границ. Им было приятно услышать, что мотивы Советского правительства правильно поняты дальновидными людьми.