На другой день, направляясь к нему, я встретил у тассовского лифта рослого человека в полувоенной одежде и штатском пальто, в котором узнал одного из членов комиссии: он задавал вопросов больше всех и интересовался, действительно ли я делаю записи и выписки. Это был Хавинсон. Узнав, что я иду к нему, он взял меня под руку и потащил к выходной двери. Не говоря ни слова, распахнул дверь стоявшей у подъезда машины и посадил меня на заднее сиденье, сел рядом и, приказав шоферу ехать, повернулся ко мне.
– Извините, – сказал он – У меня нет времени задерживаться с вами, а проинформировать нужно.
И пока машина добиралась по Тверскому бульвару до Пушкинской площади, а потом неслась вниз по улице Горького, Хавинсон рассказал, что решено направить меня не в Берлин, а в Стокгольм.
– Но я же согласился на Берлин.
– И мы хотели, чтобы вы поехали в Берлин, – признался Хавинсон – Но обстановка изменилась, и было решено поменять вам адрес.
– Я никогда не занимался Швецией и даже не интересовался ею, – напомнил я, не скрывая разочарования и недовольства.
– Дело не в Швеции, – возразил Хавинсон – Стокгольм ныне – одна из главных наблюдательных вышек, с которой можно видеть, что делается в Европе, а Швеция – нейтральная страна, с которой связаны обе воюющие стороны. И вы по-прежнему будет заниматься Германией, а может быть, некоторыми другими странами.
– Какими другими странами?
– Пока трудно сказать, – ответил Хавинсон – Война только началась, и никто не знает, как она будет развиваться дальше. Она может двинуться на запад, а может быть, на север или юг. При любом повороте событий Стокгольм останется очень важной наблюдательной вышкой.
– Если Швеция останется нейтральной.
– Да, конечно, если она останется нейтральной, – согласился Хавинсон, вылезая из машины. Приказав шоферу отвезти меня в «Известия», он наклонился к открытой дверце: – А вы начинайте готовиться к отъезду. Время терять нельзя.
Книг о Швеции, а также людей, которые знали бы страну, с которой была тесно и долго связана русская история, было мало. Не нашлось на русском языке и учебника шведского языка. Мне пришлось знакомиться с ним по английской книжке, оказавшейся у моей кратковременной учительницы. Шведка, прожившая в Москве около десяти лет, она плохо говорила по-русски и мало знала английский, поэтому изучение шведского языка, за что я взялся сразу же, подвигалось туго. Все же я зазубрил десятка два-три самых ходовых фраз, с помощью которых мог приветствовать людей по утрам, прощаться, благодарить и даже спрашивать самое необходимое.