С начала XVIII века и Петровских реформ, как известно, в русском языке царил хаос. В него хлынула масса иностранных слов, смешались грамматические формы, и неизвестно было, в каком направлении будет развиваться язык. Великий Ломоносов, первый научно проанализировав историю языка русского народа и отношение к нему церковнославянского, смог повлиять на дальнейшее развитие русского литературного языка, зиждящееся на сохранении в нем церковнославянских элементов и на взаимодействии их с народно-русской основой. Это взаимодействие сделало литературный русский язык могучим, гибким и богатым. Церковь на протяжении веков способствовала сохранению этого языкового баланса. Ломоносов писал:
«Российский язык в полной силе, красоте и богатстве, переменам к упадку неподвержен утвердится, коль долго Церковь российская славословием Божиим на славянском языке украшаться будет»[148].
На этом языке, достигшем своего совершенства в творчестве Пушкина, создавался «золотой век» русской литературы. И. С. Тургенев писал:
«Берегите наш язык, наш прекрасный русский язык, этот клад, это достояние, переданное нам нашими предшественниками!… Обращайтесь почтительно с этим могущественным орудием; в руках умелых оно в состоянии совершать чудеса»[149].
Но вот при богоборческой советской власти, в результате насильственного внедрения атеистического материалистического мировоззрения и новой пролетарской культуры, высокий стиль и церковнославянизмы стали исчезать из языка. Языковой структурный баланс нарушился. Язык обеднел и огрубел. И вся русская жизнь духовно обеднела и огрубела[150].
В этой новой ситуации русским, учившимся и воспитывавшимся в советское время, богослужение на церковнославянском языке стало ещё менее понятным, чем их предшественникам до революции. С обретением свободы Русской Церковью вопросы о доступности народу богослужения и богослужебного языка приобрели новую актуальность. Но многие духовные лица и миряне высказывают по этому поводу своё мнение, которое сводится к дилемме: перевести ли богослужение на современный обиходный язык, или, следуя завету Святителя Тихона, данному им ещё в его бытность архиепископом Православной Миссии в Америке, сделать новый славянский перевод, более понятный современному русскому человеку и, в то же самое время, сохраняющий свою возвышенность и неотмирность, и как всё в храме – иконы, ладан, священнические ризы – вводящий нас в иной, Божественный мир.
А переход на обиходный язык, часто совсем неоправданный, как например слова анафоры: «Примите, ядите, Сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов» в одном из новых переводов звучит так: «Возьмите, ешьте, это моё тело, которое преломляется за вас». Настойчивое, принципиальное стремление убрать из литургического языка все церковнославянизмы может только способствовать обмирщению и духовно-эстетическому обеднению богослужения. А русский литературный язык, и так уже обедневший, не будет иметь той поддержки от Церкви, о которой писал Ломоносов. Также нельзя забывать, что церковнославянский язык служит большему взаимопониманию православных славян.