Судья все внимательно выслушивал, тихо кивая головой. Был удивлен, что все трое – рок-музыканты, и такое необычное название группы – «Византийцы».
Прочитав поданную адвокатом бумагу об их славной музыкальной карьере, судья вскинул брови:
– Просто киевский «Битлз». Не хватает бас-гитариста Пола Маккартни.
По рядам прокатился смешок. Хороший судья. Добрый. Повезло. Может, в прошлом тоже был поклонником «Битлов».
Да, нельзя ломать молодые деревца. Нужно быть милосердным. Надо каждому дать шанс.
А карать нужно настоящих преступников – мафиози и рэкетиров. Этого добра развелось нынче предостаточно.
Во время перерыва, когда судья ушел пообедать и поразмыслить над приговорами, Влад снова сидел один, в специальной закрытой комнате-клетушке. Гадал, сколько же получит и куда его повезут после суда. У его мамы была с собой сумка с его вещами, все – черное и серое, кроме майки, которой разрешено быть белой. Спасибо тете Лене и тете Наде – поделились с мамой Влада своим новым опытом. Они-то своим сынам почти полгода носили в СИЗО и вещи, и передачи продуктовые: двести граммов сала, батон хлеба, также разрешается сахар-рафинад, яблоки...
Владу, разумеется, «светил» самый малый срок. Он, если по материалам следствия, почти невиновен. Это они – Ханаев и Демин – злостные, отпетые, опасные для общества. А Влад что? Ну, выпил вместе с ними. Ну, вышел в нетрезвом состоянии на ночную улицу. Участвовал в одной драке. Причем сам никого не бил, а только стоял рядом. Адвокат Влада даже пытался изобразить Влада эдаким миротворцем, он, мол, пытался разнять дерущихся.
И никаких серьезных преступлений Влад Мостовой не совершал. После первой драки бродил, пьяный, по ночным кварталам, пока случайно снова не наткнулся на друзей, которые успели избить еще одного невинного гражданина и вдобавок сняли у него дорогие часы «Армани». Юрий Ханаев этими часами похвалялся, что покажет их своей девушке. Так говорил адвокат Влада.
«Боже, Боже, спаси, спаси. Умоляю. Клянусь, больше никогда, никогда...»
...Как заголосила мама Юрки, когда тихий, с чувством юмора, судья произнес: СЕМЬ лет. В лагере усиленного режима.
А следом – мама Сашки:
– Сашенька, Сашенька!..
ШЕСТЬ лет, в лагере усиленного режима.
Дядя Алеша плакал, глаза – как два красных колодца. Плакал как-то по-детски, плечи его мелко вздрагивали. И странные подвывания доносились:
– И-и... И-и... Юрик...
Отец Сашки сопел. Сурово глядел куда-то перед собой и тряс головой в густых, седых волосах, зачесанных назад. Потом снял очки, прикрыл глаза ладонями: