Но с тех пор – одно только плохо – носил он в своем сердце мерзопакостное чувство. Было ему горько вспоминать, что он сейчас нежится на пляже, веселится на вечеринке, целует девушек. А в это время Сашка и Юрка...
Но разве он виноват в том, что ему повезло? Что подвернулась ему удача, фарт. Бог пожалел, и все так благополучно для него обернулось. Кто же мог подумать, что одно дурачество, одна угарная ночь может привести к такой трагедии?
Еще с тех пор он стыдился своей трусости. Узнал о себе, что он может предать, стоит лишь чуточку нажать на него. Все рассказал бы на следствии тому следователю в сером костюме. Умолчал только потому, что многого не помнил. А то, что помнил, на себя не хотел брать.
Юрка и Сашка с тех пор стали для него своего рода символами. Особенно Юрка. Такой герой-мученик. Представлял себе не раз Юрку в камере. Словно видел его скуластое лицо с плотно сжатыми зубами. Такой не предаст, не сломается. Хоть к столбу его привязывай и кнутом бей.
Сашка – хоть с хулиганскими повадками, но добряк в душе. Телом – мешок. А оказался крепким орешком. Ни на кого из друзей не показал, только о себе говорил. Недаром прошел суровую школу отцовского воспитания.
Трудно было Владу встречаться и с матерями друзей – тетей Леной и тетей Надей. Смотрели они на него не то, чтобы с укором, нет, упрекать им Влада было не в чем. Но с болью укоряли судьбу, так несправедливо обошедшуюся с их сыновьями. Подавали на апелляцию в городской суд, но приговоры остались прежними, без изменений. Раз в полгода мамы ездили в лагеря «на свиданки». Загодя готовились, что с собой взять и как бы туда пронести недозволенные деньги, чай или лишний кусок сала. Всё надеялись, что к новой амнистии свершится чудо и выпустят сынов или сократят им срока. А вдруг? А вдруг?.. И так – год за годом...
Когда друзья вышли на свободу, Влад уже заканчивал академию. Между ними теперь было очень мало общего. Словно и не росли никогда вместе в одном дворе. Словно не пляжились на Трухановом острове, не ходили на яхтах по Матвеевскому заливу, не работали в одном депо слесарями, не играли в одной рок-группе...
Вышли они оба из лагерей коротко стриженные, злые. У Юрки на ногах татуировки рыцарей с кинжалами и надпись готическая «Смерть коммунякам»; у Сашки на спине – полотно целое: ангелы в раме из колючей проволоки. Мат-перемат. Феня. «Суки, блядь, в нашей зоне хотели власть захватить...», «а Князь потом одному петуху перо в ж..у воткнул...» Пили водку. Юрка, пьяный, выл на гитаре блатные песни. Ездил на Волынь, к «братанам-каторжанам», помогал им торговать валютой и золотом. Сашка тоже пил крепко, присоединился к Юркиному «бизнесу». Улыбка его стала волчьей, в тюрьме оставил несколько зубов.