За всем этим, с безопасного растояния, наблюдало еще с десять рыл, но видя что стало с их товарищами, приближаться не стали. лиш послышалось несколько громких выкриков:
- Смотри новенький! Качан тебе ... оторвет за это!
- И не на таких управу находили! Думаеш махаться умееш, все! Против пики, в печень это не поможет!
- Ничего, ... Спи спокойнее! Качан уже на тебя охоту объявил! За твою голову целый мешок дури обещан, так что, скоро тебя отправят в утиль! А бошка твоя, у Качана в коллекции останется!
Я понимал, что эти угрозы, не простой треп, поскольку, в противоположном конце коридора, собралось тоже, человек двадцать, и наблюдая за этой сценой, поглядывали на меня с сожалением, особенно это читалось, в глазах, нескольких девушек, в серых, тюремных балахонах.
Глядя на этих, возможно вчера еще, таких же сборщиков,или даже патрульных, я ужасался, как велика была разница, между, жителями тех, даже и самых бедных уровней, и этими несчастными созданиями. Серые, как и их одежды, лица, блеклые, какие-то пыльные глаза, вялые, странно замедленные движения, тихие, бесцветные голоса. В тот момент, когда я отчетливо представил, что через пару лет, и вечный непоседа Алекс Некий, станет здесь вот таким же подобием человека, сердце мое захолонуло, и я по настоящему, ужаснулся.
Под ногами зашевелились приходя в себя, горе киллеры, а я подумал, что удержать здесь форму будет ох как не просто. На местных то харчях, без спортзалла, так что скоро, и вот такие задохлики, что вяло ковыряются у моих ног, станут для меня настоящими противниками.
Еще два раза, мне пытались проломить череп, и раза три засадить пику в бок, но школа выживания, которую давал мне когда то дядя Ваня, не оставляла, этим, в общем-то делетантам, ни каких шансов.
Один только раз, кто-то, видно довольно опытный, попытался взять меня ночью, по тихому войдя в мой модуль. Благо, я как чувствовал,сегодня что-то произойдет, поэтому, едва услышав, за тонкими стенами, осторожные, крадущиеся шаги, одним движением, оказался у двери, и когда этот, горе ниндзя, приоткрыв тихонько дверь, попытался осторожно, просунуть голову, я так долбанул по пластиковой феленке, что, искры из глаз этого бедняги, были видны, наверное и в соседних коридорах. Между прочим, он так и провалялся до утра, под моей дверью, пока очнувшись, и ругаясь, последними словами на весь сектор, не побрел восвояси.
Правильно! Стучаться надо! Тем более в такое нервное время суток!
Однако, одним ранним утром, в мою дверь робко поскреблись, а затем чей то девичий голос, спросил: