ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
Рожденный.
1
Первым моим ощущением здесь, помню, был холод, жуткий холод и дурнота. Казалось, будто в бесконечной, ледяной пустыне, меня то сжимает и скручивает, то выворачивает наизнанку, какая-то неведомая и могучая сила. А застывшее, в вечной мерзлоте сознание, никак не хочет включаться, цепляясь, за упоительно сладкий покой небытия, словно это и было, его единственно достойным пристанищем, то яркие слепящие вспышки, и ощущение невесомости и легкого касания, то полный мрак, и падение, в бездонную пропасть, то гром, и оглушительный барабанный бой, то благостная тишина нарушаемая лишь странными, прерывистыми: Э-Э-Эй! Э-Э-Эй! Не знаю, сколько все это продолжалось, но вскоре, меня понемногу начало отпускать, и я, почувствовал, что кто-то настойчиво трясет меня за плечи, повторяя: - эй! Очнись! С трудом открыв глаза, я увидел прямо над собой, какого-то парня, который, заглядывая мне в лицо, снова и снова повторял: - эй! Очнись! Да очнись, тебе говорят! Увидев, что я, наконец пришел в себя, он улыбнулся, как мне показалось облегченно, и сказал:
- Ну ты и даёшь! Напугал! Ты как вообще себя чувствуешь?
А чувствовал я себя, надо сказать, препаршиво. Во всем теле, то тут, то там, кололи тысячи иголок. В ушах шумел прибой. А перед глазами, плавали какие-то темные пятна. Но даже, сквозь эту пелену, и слабость, я сразу осознал, что со мной говорят, на каком-то странном, певучем языке. Не похожем, ни на что когда-либо слышанное, во всяком случае, на единственно, хорошо понятный мне русский, он не был похож, это точно. При чем, язык был для меня не просто понятен, а по ощущениям, казался ближе и даже как-то роднее, что ли. Но когда, с трудом приподнявшись на руках, я сел, все мысли, о странности языка, куда-то испарились, то что я увидел, было настолько красиво и в тоже время казалось, настолько невероятным, что я надолго впал в ступор. Первое, что пришло мне в голову. я попал в рай! Поляна, на которой я появился, а точнее родился, как я узнал в последствии, именно так, называли этот процесс старожилы, находилась, на возвышении, и с нее, открывался умопомрачительный вид. До самого горизонта, всюду куда хватало глаз, простирался чудо сад, нет, скорее парк. Деревья и кустарники, самых причудливых форм. Невероятное разнообразие, всех цветов и оттенков, от нежно зеленого, привычного, до яркого, тропического. Красные, лиловые, розовые и белые, голубые, желтые и необычайно сине-фиолетовые бутоны, удивительных цветов, от невероятного разнообразия которых, рябило в глазах. Прямо передо мной, в полу метре от моих ног, будто нарисованные, среди ласково зеленой, травки муравки, покачивались огромные, синие, расписанные золотом цветы, формой напоминающие ландыши. А чуть поодаль, нечто похожее на лили, только каждый бутон, был величиной с мою голову, наверное, а расцветкой походил на взбесившуюся радугу. И все это великолепие, искрилось миллиардами крошечных бриллиантов, переливаясь капельками росы, в лучах восходящего светила. Слева, далеко, за деревьями, виднелись какие-то ажурные конструкции, отливающие серебром. Еще я успел рассмотреть, выложенные чем-то белым, дорожки, фонтаны, что-то вроде беседок, только без крыш, и странный, слегка зеленоватый оттенок неба, над головой, что принял в начале, за обман зрения, и как оказалось в последствии, напрасно. Небо здесь было, действительно, особенного, бирюзового цвета, но вот почему, это и все прочее, было здесь, таким непривычным, странным и удивительным, я узнал гораздо позже. О многом, в начале, мне поведал тот самый парень, что сейчас, видя мое обалдение, раскрытый от удивления рот и круглые глаза, обвел взглядом вокруг и задумчиво сказал: