Жара пахнет черной смолой,
Смерть одного лишь нужна,
И мы, мы вернемся домой!
И моряк-бунтарь
Жертвой выбран был,
Пальцем тронул сталь,
И сам вены вскрыл…
Море ждет — жертву приносим морю,
А взамен море нам дарит жизнь,
Только жизнь здесь так немного стоит,
Море ждет…
Так что, держись!
Да, мы остались в живых,
Та кровь нас от смерти спасла,
Но что, что мы скажем святым,
Спустив шлюпки на небеса?!
Что в последний миг
Он открыл глаза,
Крикнул нам из тьмы:
«Впереди земля!»
Минус этого варианта. Драматический накал текста слабоват. Припев — неяркий, не хватает глубины мысли и образности. В целом — довольно холодный плоский камень. Хотя Кипелычу и мне очень нравились строчки «Что, что мы скажем святым, спустив шлюпки на небеса?».
Плюс этого варианта. По «рыбе», предложенной Дубом вначале, песня заканчивалась речитативом, который Виталик читал впечатляюще замогильным голосом, с чувством и расстановкой. Что-то вроде «and then was born the seventh son of the seventh son». С точки зрения законов драматургии, такой финал истории был бы хорош и уместен. За совершением злодеяния должно последовать наказание, а в конце истории должна стоять жирная, впечатляющая воображение, точка. Без такого речитатива никакого наказания не получалось — метраж полотна не позволял отнести его к категории эпических.
1-й вариант речитатива
В порту сказали, что чуму
Мы в темных трюмах привезли,
Корабль предан был огню,
Все мы по свету разбрелись.
А наш безумный капитан
Стремился к морю поутру,
Чтобы соленая вода
Смывала кровь с дрожащих рук.
2-й вариант речитатива:
В порту нам сказали,
Что мы прокляты морем,
Ночью кто-то поджег корабль.
Удалось спастись всем…
Кроме капитана.
Дубинин почитал-почитал, подумал — подумал и решил вообще убрать речитатив. Жаль…
Жизнь — смерть. Смерть — жизнь… Законы «тяжелого» жанра заставляют то и дело обращаться к этой паре слов. Точно так же, как и к сочетанию «адского» и «райского»,
«Жил-был на свете Мексиканец», — начинаю я опять отклоняться в незапланированную сторону, и представляю, как бритоголовые братки при слове «Мексиканец» скребут когтями по груди, обтянутой черной майкой с броской надписью «White Power» — «Власть Белым», — и грозятся «замочить вонючего латиноса»…
А что делать, если человеческая мудрость разбросала свои семена по всему миру: и там, где орел терзает змею, восседая на кактусе, рождаются мысли, так похожие на хард-роковые песни. «Смерть — зеркало, в котором понапрасну кривляется жизнь», — сказал Октавио Пас, тот самый Мексиканец.
«В жизни самое главное дело — это смерть», — откликнулся Милорад Павич, и натовские снаряды принялись расчленять Белград. Город пытался концертами рок-н-ролла разогнать смертоносную