Ария Маргариты (Пушкина) - страница 151

Стану тобою, ты станешь мною,
Верным сыном Зла.
Ты жив, но для всех — исчез
В черных облаках.
Вот здесь ставят кровью крест —
Подпись на века.
Я научу тебя летать,
В зеркале мира исчезать.
В хрустальном шаре
Ты видишь этот мир,
Пороки в нем играют
Нелепыми людьми,
В хрустальном шаре
Ты видишь и себя:
То демон ты, то ангел,
И мечется душа твоя.
О, ты поставил кровью крест,
 До скорой встречи на костре!

Что бы почитать:

Мистики XXвека, энциклопедия

Алистер Кроули «Лунное дитя»

Еремей Парнов «Трон Люцифера»

Stephen Davis «Hammer of The Gods, Led Zeppelin Unauthorised»


Что бы посмотреть:

«TheSongRemainsTheSame»— фильм об американских гастролях группы LED ZEPPELIN

ОЧЕРЕДНОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ:

ВСЕ ПРИВЕДЕННЫЕ НИЖЕ ТЕКСТЫ

НАПИСАНЫ НА ТАК НАЗЫВАЕМУЮ «РЫБУ»,

ЗАДАННЫЙ МУЗЫКАНТАМИ РАЗМЕР!

ЗАКАТ

(музыка В.Кипелов)


Кипелов — скупой на собственное творчество человек. Больше одной песни на альбом обычно не приносит. Может поколдовать с другими музыкантами над припевами, бриджами в их творениях, стать соавтором, но целиком выносит на суд коллектива одну-единственную, почти всегда медленную, рвущую душу вещь… Сидит глубоко внутри у «арийского» вокалиста тоска по другой жизни, тлеет огонь, взрывающийся фейерверком лишь в таких вот кипеловских одиночных алмазах. Мы с ним здорово похожи — ни Валерий, ни я не умеем делать резких движений, круто менять выбранный некогда курс, отрываться от уже привычного. То одних жалеем, то других, то самих себя. А потом жестоко расплачиваемся за это. Нервами, здоровьем, свободой… «Все время хочется вырваться, — говорил Кипелов во время записи «Генератора…». — А ведь знаешь, что не вырваться… Я вообще-то не поклонник резких перемен, но душа жаждет иногда чего-то необычного» Несколько раз на моей памяти Кипелов пытался сделать решительный шаг, совершить прыжок в сторону от протоптанной дорожки. И ни разу у него это не получалось. Он словно зависал в воздухе, поддерживаемый некоей тайной силой, которая секунд через пять резко разворачивав прыгуна и швыряла на прежнее место. А печаль о неизведанном оставалась, пурпурной рекой перетекая из песни в песню.

Сюжет № 1

В рижском Домском соборе прохладно. Сквозь пыльные цветные витражи пробиваются лучи заходящего солнца. Под каменными плитами у стен спят грозные рыцари… Я сижу на первой скамейке — откуда-то сверху, из полумрака, доносятся два голоса: органа и скрипки. Невидимые люди льют свою печаль о прошлой жизни, дотрагиваются пальцами до сердец чутких инструментов. Пронзительно. Сотни маленьких иголок пробегают по коже, и мне кажется, что когда-то я уже сидела вот так, в летнем платье, летним вечером в торжественных сумерках и слушала эту музыку. Но тогда звучала не скрипка, звучал чистый женский голос, поднимался к самому шпилю, от шпиля — к небу, над напряженной перед грозой рекой, по которой можно добраться к желанному морю. «Женщина, женщина, о чем Вы поете?» — спрашивал у певицы вежливый воробей с подбитым крылом, желавший спрятаться подальше от когтей блудливой кошки и оказавшийся перед устрашающими своей величавостью трубами органа. «Я пою о том, что трое любили меня, а я любила одного из них, но все трое предали меня… Меня предавать нельзя — так сказал мой Ангел — и обижать меня нельзя… Кто предаст или обидит, скоро умрет. Двое уже отошли в мир иной, и я сама превратила их оболочки в огонь, третий — жив, но лицо его становится все безобразнее и безобразнее, а тело