ВОЙНА ПРИЗРАКОВ
Война для призраков всегда была игрой,
А для живых война — ловушка,
Смерть до рожденья нас заносит в список свой,
И отмечает самых лучших!
Кому — герой, кому — убийца,
Кому — «груз 200» в страшном сне…
Уймись, душа,
Тебе какое дело?
Мы здесь — никто,
Лишь ветки для костра!
Уймись, душа,
Поставь крест
В поле белом,
Поставь крест всем,
И тем, кто жив пока!
Ты возвращаешься туда, где кровь друзей,
Ведешь на призраков охоту,
Ты быстро стал одним из новых сверхлюдей,
И сделал смерть своей работой…
На бойне не бывает правды,
У каждого она своя!
…………………
Ты и герой,
Ты и убийца,
И ты «груз 200» в страшном сне.
или
Чем больше вижу я — тем вера все слабее,
Что мы разумные созданья,
Мне хочется закрыть глаза… и побыстрее
Покончить с глупостью всего одним касаньем.
Безумство породит безумство (насилье породит насилье),
И это бесконечный путь.
Когда вода стечет с клинка — ей кровью быть,
Дождь над землей — и тот багровый,
Я сотню раз готов был сам себя казнить,
Лишь бы воскреснуть в мире новом…
Но старый мир в меня вонзился
Летящей огненной стрелой(ага! Вот оно!).
Уймись, душа,
Тебе какое дело?
Чужая жизнь — темней, чем зимний лес.
Уймись, душа,
Крест выставь в поле белом,
И поклонись истерзанной Земле.
Привет группе DOORS, которую вряд ли слушают поклонники АРИИ…
Что люди сотворили с Землей?
Что они сделали с нашей прекрасной сестрой?
Опустошили и разграбили ее, избили и вспороли ее,
Вонзили ножи в тот ее край, из-за которого Солнце восходит,
Связали ее тело оградами, унизили ее.,
Отказ Дуба от всех предложенных мною вариантов довольно быстро приближал нас к «паровозной» развязке. Для меня железнодорожная тема новой не была. Оба моих деда имели непосредственное отношение к поездам, к московской Казанской железной дороге. Один, бывший крепкий середняк из деревни Суконники, все больше занимался партийной работой, другой — еще до революции — тайно возил на паровозе оружие для большевиков. Наверное, это его гены начинают бунтовать во мне, когда я вижу распоясавшихся толстожопиков с золотыми цепями на шеях, и мне хочется выковырять из мостовой булыжник — орудие пролетариата, чтобы засветить камушком в какой-нибудь «джип» хозяина новой жизни, писающего средь бела дня на Комсомольском проспекте столицы на куст шиповника. «Революционный» дед был голубоглаз, усат, отменно танцевал кадриль, по воскресеньям пел в церковном хоре, и не оставил это богоугодное занятие после победы тех, кому он собственноручно доставлял винтовки и патроны. Вооруженные им товарищи гневно осудили деда, указав ему на несовместимость Бога и революции, да и исключили Петра Степановича из своих рядов…