Ежика в крейзятник с завидной регулярностью сдавала родная мама, не разделявшая взглядов сына на жизнь. Притом, что Еж не кололся, траву не курил, особенно не пил и на подруг не разменивался. Очередная попытка поговорить по душам с матушкой заканчивалась для Ежа всегда одинаково: приезжали мрачные, сильные санитары во главе с тщедушным заморенным собственным геморроем врачом… Парень возненавидел всех женщин старше 35 лет.
Та девушка позвонила мне на радиостанцию «Вокс», когда в прямом эфире шла передача об АРИЯ. «Я знаю, я все понимаю, я должна Вам многое сказать, — голос в трубке звучал так напористо, что пришлось согласиться на встречу. — Я давно все расшифровала…»
Она подрабатывала, торгуя книгами. Лицом была похожа на маленькую лошадку. Желтые зубы выдавали заядлую курильщицу.
— Я умею петь, — сказала она, встала в центре комнаты, по-детски смиренно опустив руки, теребя край ярко-малиновой кофты с люрексом и вперив взгляд в потолок. И запела неожиданно низким, мощным и хрипловатым голосом песню о жестокой любви.
— Я мастер спорта по фехтованию, — продолжала гостья, усевшись на стул, — фехтование ведь магическое искусство. А когда сражаешься с Ними, надо быть во всеоружии… У нас часто бывают космические стычки. Я так устаю… А Вы пока не с теми, и не с другими, Вы пока на середине пути, и Они за вас борются…
Она появлялась в моей жизни еще пару раз. Последний — в 1993 году, когда я подобрала неизвестно откуда взявшихся около моего дома крошечных черных щенят и пыталась их спасти. Под грохот бронетранспортеров господина Ельцина, решившего расстрелять собственный парламент. Мне тогда еще позвонил взволнованный юноша-корреспондент с радио «Россия» и попросил высказаться по поводу происходившего.
— У нас уже выступали Лия Ахеджакова, Алексей Баталов говорил от имени своих учеников, — журналист захлебывался собственными эмоциями, — может, и Вы скажете что-нибудь в поддержку президента от имени сотен металлистов?
— Я могу говорить только от собственного имени, — мрачно ответила я, не ожидая от продолжения беседы ничего хорошего.
— Ничего, ничего, тогда от своего…
— Борис Николаевич, если Вы честный человек, — выпалила я, будто президент прильнул ухом к приемнику и слышит мои слова, — после того, что вы сделали… (пауза) уйдите в отставку!
Семь черных, обреченных на смерть неизвестной щенячьей болезнью существ, с писком рванули из коробки, на кухне мама с грохотом уронила на пол кастрюлю с прокипяченными полотенцами. Из недоброй радиотишины выплыл дрожащий голос недооценившего степень моей стервозности паренька: