Сидели в баре мы с тобой,
Сжимая вечный трюльник в кулаке,
А некий Бармен, идол неживой,
Царил и правил в этом бардаке.
Швейцар был пьян, швейцара дверь держала,
Народ давил простой «шампань-коблер»,
Не наша музыка напиться призывала
И плюнуть на приличие манер.
Юнцы балдели, глупые до писка,
Нахально пялились на девочек чужих,
А тетя Маня, бывшая хористка,
Всем предлагала выпить «на троих».
Вот череда задов, обтянутых джинсами,
Вся в напряженном ожиданье коньяка…
Все тот же Бармен толстыми перстами
Ловил в стакане крошки табака…
(из «Проходных зарисовок», написанных за несколько лет до появления АРИИ)
Кто не знает: «трюльник» — это банальные три рубля, которые в те времена считались неплохим капиталом.
Если стоять на месте, как рекомендует мне эхо старых московских дворов, то можно постепенно врасти лапами-корнями в землю, начать постепенно, день за днем, месяц за месяцем, покрываться корой, этой чешуей деревьев. Руки станут ветвями, волосы позеленеют и зашуршат не хуже листьев сиреневого куста под окном. Захочешь двинуться с места, да не двинешься…
Сколько по жизни таких людей-деревьев понатыкано — не сосчитать. Даже мхом с северной стороны покрываются, как положено. И надоело им вроде бы только в одну сторону глядеть, одни и те же звезды считать, а что делать? Куда деваться? Подбежит к такому древоman'у или к такой древоwoman'ше симпатичная собака-лайка по кличке Мун, поднимет лапу… А на шее у Муна — красная шерстяная ниточка. От сглаза. И у красавца-овчара по кличке Гранд, с морды которого ни днем, ни ночью не сходит прохиндейское выражение, тоже есть заветная красная ниточка.
А вот у Чарли, так похожего на особачившуюся хризантему, никаких оберегов нет. Он не язычник, хотя и нашли его на помойке…
Находишься по городской мышеловке, насмотришься на бомжей и последних загадочных московских романтиков, выпрашивающих рубль или два рубля на пиво, и полетишь стремглав в какой-нибудь еще не застроенный коттеджами парк, с дубом (дерево такое!), или липой, или ясенем обниматься. Через них — мощная подпитка для обесточенного загазованным воздухом и злобой организма. В благодарность за помощь оставляю на ветке или лоскуток, или цветной шнурок, превращаясь в свою прапрапрапрапрабабку…
РУСАЛОЧЬЯ НОЧЬ (МАГИЯ)
Уходи, исчезай,
В реку брось грязный город
На самое дно.
У Луны — рваный край,
Жжет язычества порох
Русалочья ночь…
Лоскуты на ветвях,
Как приманка для счастья —
Им тысяча лет.
Но темно в небесах —
Брось в костер это платье,
Чтоб ярче был свет!
Это магия,
Магия леса,
Поющего огня…
Ночь прошла,
Все исчезло,