- Андрей, Андреюшка... голубчик...
День за днем катились. Крепкие морозы пришли. По-иному себя Анна чувствует: не видит Андрея день - скука завладает, а придет к нему уходить не хочется, так до петухов и сидит.
Достанет Андрей книгу, сядут поближе к печке, да и коротают ночь: зимой в избе холодно, как закрутит буран, в углу снегу набьется, хоть лопатой греби. О людях Андрей читает, чужестранных царствах, о небе, о солнце.
- Ты почитай о правде.
О правде Андрей читает. Хорошо слушать: вливается в душу светлое, новое; тайга уплывает, и Анна уж над нею, словно на высокой горе. Хорош, должно быть, мир. Андрей по-особому читает, дойдет до места, остановится и много-много говорит, голос ласковый, речь складная, с простого начинает, а сведет на такое, что дух замрет.
- Да как же так, Андрей? Неужто верно? - поднимает Анна крутые брови.
- Верно. Только у вас, у мужиков, глаза завязаны.
Как-то вечером Анна сидела у Андрея. Она шила рубаху, негромко напевала проголосную:
Уж ты гой еси, да ты светел месяц,
Хоть светло ты светишь,
Да не по-прежнему...
Андрей крупными шагами ходил из угла в угол.
Ой, потакаешь ты,
Как ворам, плутам, разбойникам...
- Анна, - остановился Андрей и взял ее за руку. - Хорошо ты, Анна, поешь. У тебя столько слез в голосе... грусть...
Девушка перегрызла нитку, отложила шитье и сказала:
- Батюшка с матушкой лучше поют. Бывало, выпьют о празднике, сядут друг против дружки, подшибутся, да и... Ну, беспременно заплачешь.
- О чем же? - поглаживая ее голову, спросил Андрей.
- Да и сама не знаю... Тяжело сделается... Быдто кто покличет куда...
- Ну-ну... - сказал Андрей и опустился возле Анны.
Та глядела перед собой, что-то вспоминала, к чему-то прислушивалась.
- Али вот ночью... Не заспится иным разом, - ну, хоть зарежь. А батюшка с матушкой похрапывают. Выйду на речку, да и сяду у воды... Ночи летом светлые, а птицы в черемошнике, почитай, наскрозь поют... Сидишь и думаешь... Эх, думаешь, была бы богатырем, сгребла бы огромадный топорище, да ну тайгу пластать... Вывела бы дороженьку прямехонько на белый свет...
Андрей поднял с полу стамеску, переставил с окна на пол примерзший пузырек с политурой. Анна подбросила в железную печку дров.
- Андреюшка, слушай-ка... Чевой-то сказать хотела. Да, вот чего... Не славно как-то... жизнь-то... Живешь, а словно бы не живешь, а так как-то...
Андрей откинул чуб и зашагал.
- Жизнь... Какая же это жизнь?.. - размахивая руками, говорил он. Жрут, спят, дерутся, убивают... Дикое нечто, звериное...
- Ох, голубчик... Хуже зверья... Ты побывай-ка у нас в Кедровке... Жуть...