- А то давай, Антон, я приму на себя... Я встану, открою грудь и скажу: ну, молодцы, убивайте... А?
Молчание.
Лехман перевалился на бок и придвинулся к Антону.
- Право... Ведь у меня, Антон, привязки к земле нету... Я один, все равно как горелый пень в чистом поле... Ведь я старик... Будет, помаялся...
И, помолчав, добавил:
- А у тебя все-таки какая-никакая, а жена... опять же дочерь...
Антон слезливо крикнул:
- Я сказал, что я... Все приму... Понимаешь? Я!.. Ну, чего тебе... Отстань!..
И, как бы спохватившись, мягко заговорил:
- У меня нутро горит... Болезнь меня гложет, дедушка... Прости... Приготовиться нужно. Смерть...
И Антон, отмахнувшись от Лехмана, весь ушел в думы. Он напряженно всматривался в грядущее, в этот последний завтрашний день, такой непонятный, непостижимо значительный и жуткий.
"Смертынька".
Но как ни напрягал Антон свою душу, как ни нудился додумать до конца, мысль его упрямо останавливалась и меркла. Тогда Антон терял нить предсмертных своих дум и весь погружался в прошлое. Любочка вдруг встала перед ним, жена склонилась, друзья, знакомые. И все улыбаются ему, что-то шепчут, куда-то его зовут. Но Антон чувствует, знает, что это не настоящее, земное, обманное, - не надо! Ему не до того, ничего не надо, пусть все сгинет и даст покой душе.
Антон вздрагивает, мотает головой и тяжко стонет:
- Не на-адо...
Ярким мгновенным полымем вспыхивает тогда вся прошлая жизнь Антона и сгорает. Ничего нет, ничего не было, легко... Густой, глубокий мрак охватил Антона. И нет больше земли, ничего нет, все остановилось, все умолкло. Антон захолонул, раскрыл рот и перестал дышать.
"Умираю..."
И уж он не чувствует, не помнит: человек ли он или пес, черт ли он или ангел, камень он или ничто, и не знает, где он: на земле или в воздухе, на вершине горы или на дне моря. Вот она кончается, рвется последняя ниточка, смерть идет... Смерть ли? Смерть, легкая... А как же Любочка, родина, белый свет?..
"Смерточка... повремени..."
Душа Антона обнажилась, утончился слух ее. Осеняет себя Антон в мыслях широким крестом...
"Господи, господи..." - и, молитвенно замерев, ждет.
Голос человеческий мерещится ему, кто-то говорит, кто-то имя его громко произносит:
- Не скули, Антон... Крепись...
Это Лехман сказал. Взял его иссохшую горячую руку и поглаживает своей огромной корявой ладонью.
- Минутка пришла ко мне, - запинаясь, говорит Антон детским радостным голосом. - Ах, какая минутка, дедушка... Самая золотая...
И, улыбнувшись, замолкает. Уж не может теперь понять слов Лехмана, только чует, как Лехман трясет его плечо и что-то предлагает.