Сторож с колотушкою прошагал. Петухи перекликаются. На горе три костра горят тремя звездочками. На горе песни звенят, гармошка голосит, визг, крики, хохот секут ночной свежий воздух.
Тереха "Барыню" на гармошке жарит, парни подхватывают:
Барынька, не сердись,
Туды-сюды повернись...
Опять крик, опять хохот, и девичьи смеющиеся свирельные голоса.
Два человека к чижовке подошли, уперлись лбом в верзилу Кешку-караульщика, шепчутся. Кешка руками размахивает, что-то говорит, спорит, плюет сердито. Пошептались, ушли.
- Ну и дьяволы!.. - крикнул Кешка, поправил кушак, потоптался на месте и постучал кулаком в двери чижовки:
- Эй, робяты!..
Еще звезда сорвалась, слезинка небесная. Журчала бессонная речка. Из-за тайги желтым шаром вздымается месяц. А парни на горе катали трепака, били в ладоши и звонко голосили:
Дулась-дулась - улыбнулась...
Дулась-дулась - перевернулась...
- Эй, робяты... упреждаю... Слышите?..
Прислушался, склонив ухо к щели... Ответа не было. Огромный, похожий на медведя Кешка, кашляя и сопя, обошел чижовку и, поравнявшись с окошком, еще раз громко крикнул:
- Эй, робяты!
Зашевелились там, заговорили.
Кешка забрал в грудь побольше воздуха и просто сказал:
- Приготовьтесь, робятушки... Завтра вам... тово... утречком...
XXII
Тюля с Ванькой спали, и этот приговор слышали только Антон да Лехман.
Они сразу онемели и долго лежали во тьме без движения, без дум, без вздохов.
Первым очнулся Лехман:
- Ты, Антон, слышал?
Ответа не было.
- Ты спишь, Антон?
- Я слышал, - ответил наконец Антон и не узнал своего голоса.
Долго опять лежат молча, долго думают. В оконце лунный свет вползает.
- Все из-за тебя, Антон... Все из-за твоих денег...
Антон молчит, вздыхает и что-то шепчет.
- Ты бы взял на себя грех, Антон... Наврал бы: мои, мол, деньги - я украл... Може, тогды тебя бы... одного бы... - и Лехман не докончил.
В груди Антона что-то булькает и посвистывает.
- Ты что же это молчишь, Антон?.. Все молчком... Ты говори...
Тот закашлялся долгим кашлем и наконец сказал:
- Я согласен.
Лехман радостно заговорил:
- Вот это дело, это хорошо, Антон... Тебе все одно не жить... И мне не жить... Вот Ваньку с Тюлей жаль: может, отведем... А?
- Я согласен...
И дальше ведут разговор с большими перерывами, будто подолгу обдумывая каждое слово.
- Вот ты и покайся... Деньги, мол, я украл, сбрую, мол, я украл... Там еще что-то нашли у Тюли, шкуры, што ли... И шкуры, мол, я... Сапоги у тебя новые есть, и сапоги, мол, краденые... А?
За дверью Кешка возится, лошадь отгоняет: лошадь стреножена, слышно, как култыхает и фыркает.