Хочет ли она в цирк! Да она, к вашему сведению, хочет в цирк больше, чем укусить сливочное масло в холодильнике и больше чем конфеты «Ассорти» из парадной бонбоньерки! Она хочет в цирк до поросячьего визга! До пузыриков в коленях! Цирк! Что может быть прекраснее стройных, как струночка, просто неземных женщин – воздушных акробаток. Они под куполом цирка то повиснут вниз головой, то встанут к таким же акробатам, как они, только мужчинам, ногами прямо на плечи! Правда, Аделаида не понимает, как их без платьев в одних колготках выпускают ходить по арене, разрешают поддевать носками белых сапожек деревянные опилки? Но, наверное, они как-то договариваются с кем-то, потому, что таких женщин Аделаида на улицах не видела никогда. Такие только здесь. Или… или что-то вспоминается – такие же красивые ходили в том городе Сочи? Только не в колготках, а с загорелыми ногами. Значит, так красиво тоже можно ходить! Тогда почему же по городам, особенно по тому городу, где она живёт с мамой и папой, все ходят в о-о-очень длинных страшных платьях? Все в чёрных, или очень чёрных.
– А домой я скоро поеду? – Аделаида как и деда становиться серьёзной.
– Не очень. Через два дня, – деда встаёт, чтоб взять папиросу.
– А-а…
– Бе! – Смеётся дед. – Смотри: А и Б сидели не трубе, А упало, Б пропало, что осталось на трубе?
– Труба!
– Вот и нет! Осталась буква «И»!
– Почему?
– Так я сказал: А и Б сидели на трубе!
– Но ведь и труба осталась, на которой сидит «И»!
– Осталась, конечно! «И» же на чём-то сидит!
– Значит, мы оба молодцы! – Расплывается в улыбке Аделаида. Тут она вспоминает, что её увели от главной темы – цирка!
Цирк она любит очень-очень. Ей нравились даже не сами выступления акробатов, клоунов, или дрессированные звери. Ей нравилось само здание высоко на горе, напротив зоопарка. Надо было подняться высоко-высоко по лестницам, чтоб туда попасть. Зато сверху город был как на ладони. Очень красивый, замечательный, волшебный город! А цирк был настолько прекрасен, что второе отделение Аделаида ненавидела! Ненавидела именно потому, что оно «второе» и уже началось, а третьего нет! Раз второе – значит, последнее, и чудесная сказка подходит к концу! Как жаль, что не бывает двух первых отделений!
И есть ещё одна причина, по которой ей хочется в цирк. Ей надо знать одну вещь… одну вещь, которая не про неё, а про другого человека. Про одного чужого дедушку. Аделаида очень часто вспоминает его, думает, думает, но никак не может разобраться…
Она его увидела прошлой зимой, когда они с папой, мамой и Семёном приехали на гастроли московского цирка. Лестница, ведущая к резным дверям круглого, как инопланетный корабль, здания была прекрасной. На гранитных плитах не было ни сориночки, десять лестниц и площадка. Можно постоять, отдохнуть. И снова вверх! На нижних площадках стояли цыганки зимой без пальто. Они, точно так же как и у них в Городе на базаре, продавали синьку для белья, жвачки всякие «Педро», какие-то красивые сигаретные пачки и гадали попугаем и по руке. Цыганки были весёлые и прыткие. Они ни на секунду не останавливались, очень громко предлагали свой товар и в промежутках между клиентами друг с другом что-то с чувством обсуждали. Аделаида, хоть и было ей тяжело залезть на такую высоту, бежала впереди. Отставая на несколько ступенек, шла мама. Папа одной рукой держал маму под руку, а на второй у него сидел Сёма в чёрной шубке и с серьёзным лицом. На самый последний пролёт у Аделаиды сил уже не хватило. Тогда она, чтоб смешно показать, как устала, встала на четвереньки и стала делать «собачку». Гав! Гав! Кого укусить?