Окно было очень низко, с белыми деревянными ставнями. С наружной стороны стояли выпуклые решётки, но всё равно улицу было хорошо видно. Некоторые люди уже возвращались с парада. Все люди вообще были разными и непохожими. Иногда вообще проходили немолодые женщины с покрытой чёрной занавеской головой и, несмотря на праздник, целиком во всём чёрном. У себя в городе Аделаида таких не замечала.
– Бабуля! – позвала она негромко через комнату. – Почему столько тётей ходит в чёрном? А дяди не ходят?
– Потому, что они в трауре! Это когда кто-то близкий умирает, женщины носят траур.
– Куда они его носят, на парад?
– Не на парад! Траур – это горе, и человек в такой одежде ходит всегда и везде.
– Так у мужчин никто не умирает? Умирают близкие только у женщин?
– Не говори глупости! У мужчин траур не видно.
– Почему?
– Потому, что они – мужчины!
– Только одни женщины всю жизнь одним цветом?! И им не разрешают его снять?
– Иногда всю жизнь! Они сами не хотят его снимать!
– ????
– Да отстань ты от меня, ради Бога! Сядь лучше, почитай что-нибудь!
Хорошо! – Аделаида сползла с подоконника, нашла в стопочке свою любимую книжку с большими картинками про щенка, который запутался в бинтах, и про мышей, которые прогрызли в сыре ходы, и забилась с ногами в угол дивана. Только читать почему-то не получалось, Разные посторонние и ненужные мысли лезли в голову:
«Как странно, – думала она, – что значит „умер близкий“? „Близкий“ – значит сосед, то есть тот, кто близко живёт!» – Ей вдруг представилось, что Кощейка должна умереть. «Гроб, наверное, будет маленький, – думала она, – Кощейка же меньше меня ростом… Соберутся все соседи, включат грустную музыку, и женщины наденут на себя всё чёрное, прикроют голову занавеской и будут плакать. И я надену чёрную одежду и буду плакать больше всех, потому, что она – моя близкая. Ничейного того щенка придётся взять к себе, наверное… А вдруг папа не разрешит? Да, скорее всего – не разрешит… Тогда, может, попросить бабулю? Она собак любит… Может, попросить вообще, чтоб она взяла меня к себе? Кощейки уже не будет. Шить куклам мне будет не с кем. Кощейка, конечно, может быть, потом придёт, но тогда уже она будет взрослая и с ней будет неинтересно. Или не придёт? Зинаида Николаевна в детском садике говорила, что мёртвых черви едят. Значит, они Кощейку и съедят. Больше играть будет не с кем. А я, – думала Аделаида, – никогда чёрную одежду не сниму, потому, что Кощейка – моя самая близкая хорошая подруга. Вот если умрёт Ленка Кусова, я даже обрадуюсь. Она противная и злая! И живёт она вообще в другой стороне от моего дома. Какая же она мне близкая?»