— А вы?.. Вы тоже стремитесь к рекордам?
— Пчеловодство — моя профессия. Мне нужны знания.
Сказать ему было нечего, и Качан надолго замолчал. И поотстал от Наташи. Он был недоволен беседой, — собой, конечно; упрекнул себя за то, что не нашёл до сих пор с Наташей верного тона, и всякий разговор оборачивался для него конфузом.
Поравнялся с Натальей, шёл рядом, время от времени поглядывал на профиль её лица; шла она легко, смотрела вперёд весело, и от всей её фигуры веяло здоровьем, молодой нерастраченной силой. Впереди, шныряя по сторонам, бежал пёс.
Борис мысленно перебирал темы для разговора, но ни одна из них не казалась ему ни умной, ни уместной. Рассказывать о себе, о близких, о друзьях — интересно ли это будет девушке? Она его ни о чём не спрашивает, не кокетничает с ним, как все другие, — демонстрирует полное равнодушие. Ни разу не взглянула, не заговорила и даже как будто бы жалеет, что взяла его с собой.
— Я тут никогда не был, вон там пруд какой-то?
— Пруд Монастырский, за ним другие — и всё место называется Копнинские пруды. Почему Копнинские? — не знаю; и никто из тех, кого я спрашивала — не знает. Может, потому Копнинские, что копали их, копаные. Тут рядом Сергий Радонежский в скиту жил. Дмитрий Донской перед Куликовской битвой к святому старцу приезжал, благословения просил. Ослябия, Пересвета — знаете, конечно? Отсюда они. Монахи, скитники.
Взошли на взгорок, возвышавшийся у пруда. На противоположном берегу, словно витязи в боевом строю, стояли необычно высокие и могучие сосны; широко раскинули они чуть поникшие длинные ветви.
— Реликтовые, — пояснила Наташа. — Будто, отцу Сергию паломники из Сибири саженцы принесли. Как уж они несли, сохранили как — сие неведомо, — серьёзно проговорила Наталья слова той поры, — а только легенда есть такая. И ещё я слышала, будто в пруду этом монахи Сергиевой лавры во время польского нашествия бесценный клад захоронили — все сокровища лавры. С тех пор многие принимались искать тот клад, да он не даётся. А недавно тут с приборами столичные физики к делу приступились. И будто бы приборы им место показали, и размеры клада — и устремились учёные к тому месту, но топким оно оказалось. Едва ступят ногой, тянет вниз, засасывает; едва выдернут человека. Лесник тут неподалеку жил, так его жена рассказывала: вода — и та противилась. Я её спрашиваю: как же она противиться может, чай не живая. А так, говорит, и противится: взбурлится вся, мутная станет. Не хочет, значит, клад отдавать. Да зачем же она держит клад у себя? — спрашивала я. А женщина отвечает: «Люди, знать, не те за кладом пришли, дурные люди, антихристы. Ныне много людей таких развелось — Богу не угодных».