.
Если государство, по мысли Канта, не соответствует строго правовому идеалу, то допустимо внешнее повиновение при внутреннем неучастии. К этому во многом сводится одно из центральных понятий кантонской философии права "легальный образ действий".
Внешнее участие при внутреннем безразличии - разновидность социальной адаптации. "Статичная адаптация" связана с необходимостью "вписаться в политический пейзаж" общества для нормального существования в нем, "динамическая адаптация" вызвана страхом перед властями и правоохранительными органами[611].
Подобная модель поведения предполагает отправление "позитивных ритуалов" (Д. Истон)[612], позволяющих нормально существовать в политической системе.
Индивид придерживается социальных стереотипов той или иной социальной группы. Конформизм заставляет его разделять идеологию группы. Формированию конформных социальных стереотипов в сознании людей способствуют ангажированные властью средства массовой информации. В итоге отчуждение гражданина от политики и самостоятельного мышления усиливается.
Групповая идеология пронизывает все сферы жизни человека. Своеобразная групповая идеология есть и в семье, и в обществе, в любом социальном образовании, способном до известной степени "погасить отчуждение".
Странным образом высокая политическая культура почти всегда связана с политической апатией, выражением предельной степени политического отчуждения. Индивид, обладающий знанием о политике, обо всех ее подводных камнях и неприглядных сторонах, об идеальном образе нормальной политики, нередко становится политически апатичным человеком. В России политическая апатия приходит куда раньше политической культуры. Неверие в демократию у нас имеет свои основания. На Западе же заведомая убежденность в неотработанности и никчемности демократических механизмов, парламентской процедуры вызывает политический цинизм едва ли не повсеместно. Ведь проблема участия находится в прямой зависимости от возможности реализовать позитивный политический потенциал отдельного человека. Так вот, если "западник" не верит в реальность участия, то его веру в стабильность системы это неверие не колеблет. У изверившейся части россиян - иное: их слишком часто обманывали.
В весьма популярной работе политологов Г. Алмонда и С. Вербы о гражданской культуре этот вопрос рассматривался несколько прямолинейно: они считали, что образованные и интеллигентные люди всегда политически активны[613]. Отчасти это справедливо, и такой вывод подтверждает советский опыт 1986 -1990 гг. 1991 г. был ознаменован большей степенью скепсиса интеллигентов по отношению к "своей", "законно избранной", "российской" власти. Характерно, что перемена настроения произошла в какие-то два-три месяца после августовской революционной эйфории. Далее, в 1992 - 1996 гг. гипотеза Алмонда и Вербы в России оправдывается. На Западе же выдвинулась другая позиция. Многочисленные исследования психологии политического поведения подтверждают иное нежели у названных авторов, вывод: уровень политической активности выше среди менее образованных граждан