Это — строительство последнего года. Чистенькие, с большими окнами и ярко выкрашенными дверями здания производят хорошее и вместе с тем неожиданное впечатление на фоне задымленных войлочных кибиток и безграничной пустыни.
Новая культура начинает воздвигать свои первые форты в борьбе за оседлую жизнь пробуждающегося народа.
Идешь по аулу и удивляешься отсутствию распланировки и обычных улиц, к которым привык в поселениях европейского типа. Здесь свой, не сразу уловимый распорядок установки кибиток и домов. Чувствуется, что люди не стеснены. Места много, и поэтому никто не мешает друг другу.
Когда я говорю об этом своему знакомому туркмену Ниазу Кураеву, он, улыбаясь, объясняет на ломаном русском языке:
— Туркмен наша кочевник, раньше воевал, всегда воевал — то Персия, то Монгол. Нам нужна кибитка. Сегодня здесь, завтра бросал, не жалко, и ушел!
Вот почему рядом с его домом, куда мы зашли утолить жажду, стоит юрта, хотя Ниаз Кураев насчитывает себе семь десятков лет, из которых больше половины он оседло живет в Гасан-Кули. Кураева я встретил, как только сошел ночью с парохода; это он доставил меня на промысел. Ниаз Кураев высокого роста, осанка у него благородная, черты лица тонкие и живые карие глаза. Наблюдая за ним, удалось подметить его уверенность в себе и даже некоторую гордость. Он происходит из рода Иомудов, как и другие туркмены аула Гасан-Кули.
Их родоначальник Иомуд был правнуком Салор-Огурджика, который, по старинному преданию туркменского народа, на роскошном пиру Гюн-хана сидел в третьем от ханской палатки "юзлыке" (шатер) с левой стороны.
Умирая, Йомуд завещал своему аймаку (объединению родов) во внешней политике борьбу с персами и монголами, а в мирной жизни — заниматься рыболовством, добывать нефть, соль и озокерит.
Потомки продолжают завещанное им дело "по линии мирного строительства", потому что войны с соседями уже закончились.
Ниаз Кураев медленно разливает чай в широкие пиалы.
Подношу к губам чашку, предвкушая уже знакомый солоноватый вкус воды. Приятное разочарование!
— Какая хорошая вода! Откуда?
— Из Персии, из Гюргенрека! Наши на лодке ездят туда за водой. Когда три, когда пять копеек платит за ведро воды. Гюрген — пресный вода, сладкий вода. Наша нет пресной воды! — отвечает Кураев, поглаживая красивую седую бороду.
— А как же, в заливе, куда впадает Атрек, разве тоже плохая вода?
— Атрек мала вода, залив соленый вода, твоя пить не будешь.
— Вот оно что!
Оглядываюсь на залив, который хорошо виден с террасы дома, где мы пьем чай. Блестит на солнце широкий водоем, лежащий в плоских песчаных берегах.