— Чай пьешь! — пригласил меня Ниаз-Мамед. — Красноводский вода — от ней никакой пользы, никакой вред нет!
Мы везем воду в Кизыл-Су, набрав ее из городского опреснителя. С качеством этой воды я уже знаком. Замечание Ниаз-Мамеда не подлежит опровержению в первой части, а по поводу "вред нет" у меня сложилось особое мнение.
Говорить с Ниазом, а в особенности слушать его весело: ветер он называет "петер", жареный — "шаренга", видел —"бидил" и т. д. Не всегда понятно, но зато удовольствие. К тому же Мамед весьма вежлив. Туркмены вообще вежливы при встрече друг с другом и даже с чужими, не туркменами. Правда, вежливость не позволяет первому начать разговор, и, например, при встрече оба туркмена некоторое время молчат. Но вот один, обычно старший, нарушает молчание:
— Рассказывай!
— Нет, ты, пожалуйста.
— Ты!
Наконец один из них решается начать говорить, и первое — это приветствия:
— Как твое здоровье?
— Как здоровье твоей семьи?
— Сам ли ты ложишься спать?
— Сам ли ты встаешь?
— Сам ли ты кушаешь?
— Как носят тебя твои ноги?
— А как твой отец?
— Как здорова твоя мать?
И так далее, пока не исчерпается ряд положенных этикетом вопросов.
Я задумался, и стынет чай в широкой пиале.
— Спать будешь, спать надо, — заявляет Ниаз Мамед.
— Как спать? Ведь скоро приедем! — удивляюсь я и смотрю на часы. Одиннадцать часов. Отошли в восемь. Двадцать пять километров расстояния. Сколько же времени еще плыть?
— Петер йок, — говорит Ниаз-Мамед.
— А-а, ветра нет, — перевожу я и вылезаю на палубу.
Полная тишина. Парус почти что висит вдоль мачты. Темно. Лишь в небе ярко-серебряные, мигающие блестки звезд и такой же живой с золотистым отблеском месяц. Оглядываюсь назад — близко видны желтые огни Красноводска. Ничего не остается делать, как спуститься в каюту и спать.
IV. ЛОВЛЯ РЫБЫ НА КИЗЫЛ-СУ. — ОХОТА НА ФИЛИНОВ
В шесть часов утра на другой день я поднялся на палубу "Машад-таука". Дул довольно свежий ветер, и волны шутя обгоняли лодку. Впереди узкой полосой тянулась Красноводская коса: На ней, отражаясь в воде, чуть виднелись маленькие постройки и два — три дерева. Казалось, "рукой подать", но когда переложили парус на левый галс (лодка обращена к ветру левым боком), Ниаз-Мамед предложил мне пересесть в кулас, чтобы на нем поскорее добраться до берега.
Кулас — это плоскодонная лодка-ялик, имеющаяся под кормой каждой морской лодки, длиной четыре — пять метров, на которой съезжают на берег. Куласом же называют по туркменскому побережью и лодки для лова рыбы у берегов не глубже пяти — восьми метров. На куласе "идут" на веслах или на шестах, если мелко, а также под парусом. Это — самый распространенный тип рыбацкого судна у местных туркмен в данное время, так как крупные морские суда стоят очень дорого, три — четыре тысячи рублей, и обзавестись таким судном многим не под силу.