— Как же ты не узнал, что это дядин сад или совхоз?
Провалиться бы, да некуда! А вожатый вопросом, как иголкой:
— После узнал?.. А почему не принял меры?.. Активист ведь ты…
— Виноват, товарищи!..
Только бы не заплакать!.. Закусил губы.
Зашумели ребята.
— Думал удрать!.. Пройдет!..
— Теперь «прости»…
— Тише!..
Звонок председателя.
Прокурор Боря Лурье, худой, черноволосый, звонким, чеканным голосом обвинял:
— Глазков в пионерской среде сделал большое моральное преступление… В тот момент, когда яблоки такие сочные и, можно так сказать, красивые манили наших неорганизованных ребят. товарищ Глазков позабыл, что у него на шее красный галстук… Обвиняемый сейчас, мы видим; стоит и просит прощения. Можем ли мы его простить? Нет! Никогда! Я требую от суда для обвиняемого Глазкова высшей меры наказания- исключение его из нашего отряда!..
Прокурор тяжело опустился на стул. Аплодисменты пробежали по скамейкам.
Трещит звонок председателя.
А потом, через полчаса, когда суд снова вышел уже с приговором, все тотчас же притихли. Отдавая пионерский салют, в жуткой тишине слушали, как судья громко, отчетливо читал:
— От имени пионеров СССР товарищеский суд постановил: Глазкова Ганю, как опозорившего своим поступком отряд, звания пионера лишить…
По залу, несдержанно пробежало:
— Оо… о… Здорово…
— …временно, сроком на три месяца… Па прочтении настоящего приговора с Глазкова пионерский галстук спять и сдать в отряд…
Помощник вожатого Вася быстро подошел к онемевшему Ганьке, развязал галстук и передал товарищу Свободину.
— Вот тебе и яблоки дядины!..
— Хорошо, что временно!..
Ганьке головы не поднять.
Шумели все. Кто во что — не слышит.
— Ребята идем! Шура, запевай!..
— Здравствуй, милая картошка…,
— затянула босоногая, веселая Шура, тряхнув, кудрями. А за ней все:
— Картошка, тошка, тошка…
— Все мы бьем тебе челом,
— Челом!..
И залилась песнь за дверь, по улице:
Наша дальняя дорожка
Нам с тобою нипочем…
На скамейке, в пустом клубе, сидел Ганька один и смотрел волком, как по коридору топали босые ноги…