Когда кто-то сказал, что трудно на войне солдату, Чолпонбай возразил: труднее политруку Деревянкину. И все во взводе с ним согласились. Они знали, что Деревянкин начал войну в первые же ее минуты, был комиссаром разведроты, на второй день получил ранение в голову, что нет добрее человека, чем Сергей Деревянкин.
— А Дон большой? Длинный? — вдруг спрашивает Чолпонбай и всматривается в медленно текущую реку, точно пытаясь определить ее длину.
— Почти две тысячи километров.
Чолпонбай некоторое время молчит, потом, как бы про себя, печально проговорил:
— И всюду кровь. Знаете, Сергей, на заре мне кажется, что река вся окровавленная, что не вода, а кровь клокочет в ней.
Оба смотрят на Дон. На медленно текущую воду, как и на огонь, можно смотреть бесконечно.
И каждый — о своем. И все об одном и том же.
Он, Сергей, старается не думать о письме-извещении, о гибели Токоша и вспоминает свое село, деревенских мальчишек. Вот ручеек, который они запруживают, чтобы в накопившейся воде отмачивать коноплю. Мать одна, совсем одна. Отец-солдат воевал в гражданскую здесь же, на Дону, и пал в бою, пал где-то неподалеку отсюда. Говорят, под Касторной... Оно и правда: Дон насыщался кровью не одного поколения... А ведь даже четкой фотографии отца не осталось, есть нечто смутное, какое-то расплывчатое изображение. Мама хранит карточку, иногда достанет, посмотрит молча на стершийся снимок и снова спрячет. И с утра до ночи на ногах: точно можно одинокой с двумя сопливыми карапузами убежать от бедности и неграмотности. Все бегом, да бегом, все жалеючи детей, все сама да сама. Зимой около ее веретена телок стоит, вздыхает...
Мама, мама — великая труженица. Вышла потом замуж второй раз, появились новые братья и сестры. Стало в семье семь детей, а достатка по-прежнему не прибыло. Топал Сережка в школу в обносках, а чуть снег стаивал, и вовсе босиком. Лишь бы учиться. Тянулся к знаниям как к свету, как к воздуху, как к солнцу.
Видно, жажда знаний, таившаяся в сердцах неграмотных и забитых прадедов и дедов — земляков, наполняла и Сережу, бурлила в нем, склоняла его над книжками. Попробовал он и сам сложить несколько слов в строку и поразился созвучию стиха... Мальчишка еще не знал, что он повторял недавно слышанные стихи, а потом не заметил, как произнес строчки свои... Как-то попробовал описать свое село, крестьян, ставших колхозниками ..
Потом два года пропустил, не учился. Не в чем было ходить в пятый класс: семилетка была в соседнем селе — в пяти километрах. Если бы не поддержка учителя... Наведался он однажды к матери и говорит: