Зычный голос главного камергера прозвучал над толпой придворных, но Батистина не разобрала слов и привстала на цыпочки, не желая упустить ничего из любопытного зрелища. Она увидела, как один из лакеев придвинул к королю большое зеркало в золоченой раме. Хранители королевского гардероба, именуемые кастелянами, засуетились вокруг августейшей персоны и, ступая словно артисты балета, приблизились к королю, предлагая на выбор несколько камзолов. Людовик указал на один из них и принялся просматривать громоздившиеся в корзине кружевные жабо и выбирать себе носовой платок из числа тех, что ему подали на подносе. А мимо проходили нескончаемой чередой государственные советники, капитаны королевской гвардии, швейцарские наемники, оберегермейстер, главный егерь, духовники короля и королевы, смотритель королевской часовни, служки, верховный судья, главный сборщик податей, церемониймейстеры, главный королевский конюх, главный смотритель королевской псарни, главный придворный архитектор, главный королевский окулист и главный дантист, главный костоправ и главный чтец, главный писарь и главный смотритель пажеского корпуса… И так без конца, без конца, без конца! Они все кланялись, кланялись и кланялись, приветствуя короля и королеву, которая уже была готова последовать примеру своего сына, уснувшего в кресле.
Флорис с трудом перевел дыхание. Он задыхался. За пять лет, полных приключений, он успел забыть, каким железным ошейником может показаться каждому непривычному человеку строгий этикет при дворе французского короля. Он опустил глаза и заметил, что Батистина вертит головой с видом маленькой любопытной кошечки. Он снова ощутил угрызения совести. «Ну почему он так грубо вел себя с ней?»…
В спальне, отличавшейся большими размерами даже по меркам Версаля, теперь было слишком многолюдно. Все стояли, тесно прижавшись друг к другу. Один из священников, очень нервничавший, толкнул Батистину, и она едва не упала. Флорис поддержал ее и привлек к себе. Она хотела было высвободиться и отстраниться, но вокруг была такая давка, что она и пальцем не могла пошевельнуть. Флорис воспользовался этим, чтобы еще сильнее прижать девушку к себе.
— Моя роза… прости меня…
Батистине показалось, что она спит и видит сон. Неужели это голос Флориса? Губы молодого человека коснулись ее уха. Она подняла глаза и взглянула прямо в лицо Флориса. У нее закружилась голова, как тогда в церкви. Он нежно улыбнулся ей своей очаровательной, дьявольски привлекательной улыбкой. Его зеленые глаза не сверкали зло и грозно, а, как обычно, светились мягким светом. На какую-то секунду Батистине показалось, что они остались одни на целом свете. Внезапно она узнала в нем героя своих снов и бессознательно закинула голову назад; по всему телу разлилась приятная истома. Она была взволнована до глубины души и сама прижалась к широкой мужской груди.